– И тебе не будет жаль отпустить ее?
Конечно же, будет! Но что он мог поделать?
– Мы с Николь – слишком разные люди.
– Это не ответ на мой вопрос. Я спросил, будет ли тебе жаль отпустить ее. Отвечай же.
Марк вздохнул и уставился в окно. Все оказалось гораздо сложнее, чем он предполагал. И чем скорее завершится этот разговор, тем лучше.
– Для нас обоих будет лучше, если мы вернемся к нормальной жизни как можно быстрее, – процедил он сквозь зубы.
Глава 42
И снова Николь таращилась на лежавший перед ней чистый лист бумаги. Она уже достаточно долго откладывала с этим письмом. А в ее доме во Франции уже наверняка множество маминых писем. И мама, вероятно, волновалась. Ну почему же так чертовски трудно сообщить матери о том, что она опять жила под одной крышей со своим мужем? Возможно потому, что все неприятности когда-то начались именно с письма…
Николь со вздохом отбросила перо.
Они с Марком уже два дня жили в Лондоне, но Марк к ней не прикасался. Она спала в своей спальне, смежной с его комнатой, и ждала его. Но он не приходил. И сегодня скорее всего также не придет. А после того, что он сказал дяде (она подслушала), он, возможно, уже не вернется в ее постель.
«Для нас обоих будет лучше, если мы вернемся к нормальной жизни как можно скорее». Эти слова врезались в память. Впрочем, сама виновата – не надо было подслушивать. Она тогда искала Марка, чтобы спросить, когда они вернутся в Лондон. Услышав его голос, доносившийся из кабинета, она направилась к двери и уже подняла руку, чтобы постучать, когда услышала вопрос герцога: «Ты ее любишь?» У нее замерло сердце и перехватило дыхание. Она оцепенела в ожидании ответа Марка. «Я ее почти не знаю», – сказал он. Николь закрыла глаза, охваченная болью. Она сделала слишком далеко идущие выводы из их совместных ночей. Она влюбилась, а он всего лишь выполнял свою часть сделки.
Она прижала пальцы к глазам. После того как Марк получил вожделенное повышение, ее все чаще посещала мрачная мысль: она ему больше не нужна. Он получил что хотел. Даже больше. Герцогство станет удачным дополнением к посту министра. В ней, Николь, больше не было необходимости. И его слова подтвердили это. Он хотел как можно скорее вернуться к своей «нормальной» жизни.
Николь тяжело вздохнула. Хотелось плакать, но она не плакса. Она самостоятельная взрослая женщина и умеет принимать решения. Вот и теперь она его приняла. Прежде всего она бросила лист бумаги в корзину для мусора. Она не станет писать матери из Лондона. Вполне можно будет написать ей из Франции, когда она там окажется. А вернуться она решила как можно скорее. Она сделала то, о чем просил Марк, и не станет больше надоедать ему. А ребенок – это глупо. Глупо и эгоистично. Сама идея была нелепой. И даже если бы она захотела тут остаться, все равно не смогла бы. Не смогла бы выносить ежеминутную пытку. Ночи с ним в Суррее были волшебными, но они повлекли за собой обязательства – сложные, запутанные…
Николь смахнула с ресниц слезы. Что ж, она с самого начала знала, что не сможет снова лечь с ним в постель и ничего не почувствовать. Когда Марк касался ее тела – словно виртуоз, играющий на виолончели, – она понимала, что не сумеет отключить эмоции. Так и вышло. Она снова влюбилась в этого человека, а он продолжал винить ее в том же, что и десять лет назад. Ничего не изменилось.
Оставаться с человеком, который ее не любил, Николь не могла. Это убило бы ее. И неизвестно, сколько потребуется времени, чтобы она забеременела. А что, если этого вообще не случится? Иными словами, им придется жить вместе месяцы, а то и годы. И ее сердце не выдержит. Так что надо уезжать. И как можно скорее. Чем дольше она будет оставаться с ним, тем тяжелее будет уехать.
Николь встала, отодвинула кресло и направилась к двери. Имелся только один известный ей способ убедить Марка отпустить ее без вопросов. Мысль о расставании делала ее больной, а мысль о продолжении совместной жизни – несчастной.
Николь выпрямилась, расправила плечи и утерла ладонями мокрые от слез щеки. Ох, когда же она успела стать плаксой? О господи! Нет-нет, ей надо взять себя в руки.
Негромкий стук в дверь, отделявшую ее спальню от комнаты Марка, заставил ее вздрогнуть.
– Войдите, – сказала она делано бодрым голосом.
И тотчас же вошел Марк. На нем были только брюки и расстегнутая почти до пояса рубашка, так что открывалась мускулистая грудь. Он пришел, чтобы заняться с ней любовью? О, как она этого хотела! Отчаянно хотела!
– Ты уже пришла в себя после путешествия из Суррея? – спросил муж, остановившись в нескольких шагах от нее.
– Д-да. А ты? – Она не могла посмотреть ему в глаза – боялась разрыдаться.
– Да, пожалуй.
Николь вдруг стало холодно.
– Ты ведь получил все, что хотел, не так ли? – пробормотала она.
– Да, я получил то, что хотел, но я никогда не стремился к титулу герцога.
– Конечно-конечно. – Николь подошла к нему и, чуть поколебавшись, тронула его за локоть. – Марк, мне кажется, тебе не следует принимать титул, если ты так уж этого не желаешь.
Муж взглянул на нее в недоумении.
– Что ты сказала? – пробормотал он.
– Я сказала, что игра не стоит свеч. Твой дядя все решит. Герцогом может стать кто-нибудь другой. Всегда ведь найдется претендент.
Марк прикусил губу, обдумывая ее слова. Потом сказал:
– Ты не устаешь меня удивлять. Значит, не хочешь стать герцогиней? Не хочешь получить герцогство для нашего будущего ребенка?
Николь не могла говорить с ним о ребенке. О неродившемся ребенке.
– Я никогда не хотела стать герцогиней или матерью будущего герцога, – ответила она.
И на какое-то время воцарилось молчание. Марк не сводил с нее внимательных глаз, а Николь упорно смотрела в пол, потому что понимала: стоит ей взглянуть на мужа – и она разрыдается.
Покачав головой, Марк подошел к окну и устремил взгляд в чернильно-темное ночное небо.
– А ты, Николь, получила то, что хотела? – спросил он. И ей показалось, что его голос дрогнул.
Она прижала ладонь к животу. Момент настал – пора было освободиться от безумной сделки, которую она заключила скорее всего в помрачении рассудка.
– Да, – кивнула Николь. – Думаю, что да.
Плечи Марка поникли. Он задернул шторы и повернулся к жене.
– Уверена? – спросил он.
– Более или менее. – Ее голос дрожал – впрочем не слишком.
Пусть Господь покарает ее за ложь, но она не видела другого способа выйти из положения с минимальными потерями. Только так Марк поймет, почему она уезжает. О последствиях ее лжи она побеспокоится позже. Потом можно будет написать ему, что она ошиблась… или потеряла ребенка.
