– Покорнейше благодарю вас, сэр, – шутливо сказала Эми.
Доминик повернулся на бок, скользнул пальцами по ее бедрам, маленьким грудям и глубокой ямке между ключицами и осознал, что вот он – тайный выход из дома, в котором он так долго заперт.
Анжела была в двухстах милях и тридцати пяти годах отсюда, пытаясь вспомнить, как выглядел коридор дома, где она выросла. Стойка перил, которую они называли «ананас»; фарфоровый пароходик: его осколки однажды нашли на ковре – будто ночью какой-то призрак пролетел и сшиб его; пластинки трио Оскара Питерсона на граммофоне… Доминик лег в кровать, матрас шевельнулся, и Анжела на миг проснулась. Слушая тишину, она подумала о Бенджи и ощутила прежний страх. Дышит ли сын?
Деревянный потолок в одном месте треснул, и трещину скрепляла ржавая металлическая скоба. Анжела вновь задремала и услышала, как Шербет Дабс и Слейд поют «Давай, послушай эту музыку». Мельком она увидела Карен: та сидела на холме и взирала на спящий дом, будто кролик или сова. А потом Анжела уснула по-настоящему.
Дейзи открыла «Дракулу», положила на одну страницу почтовую открытку с изображением картины Моне и принялась читать:
«Я присел на кровать, и она шевельнулась, словно почувствовав себя неловко. В это время раздался глухой звук, точно кто-то постучал в окно чем-то мягким. Я осторожно подошел и выглянул за отогнутый край шторы. Светила полная луна, и я увидел, что этот шум производила большая летучая мышь, которая кружилась у самого окна – очевидно, притянутая светом, хотя и тусклым, – постоянно ударяясь крыльями об окно».
Луна. Залив Радуги. Море Спокойствия. Ричард никогда по-настоящему не понимал, что такое космос, и порой беспокоился, что его воображение недостаточно развито и не может выйти за пределы земной атмосферы. Говорят, пульс Нила Армстронга при взлете был семьдесят.
– Все храбрые люди слегка глуповаты, – сказал как-то Мохан.
Ричард видел это как наяву. Они сидели друг против друга за столиком у окна, Мохан ел белой пластиковой вилкой салат из супермаркета «Маркс и Спенсер».
– Это мог быть абсцесс.
Ричарду следовало указать это в отчете – именно для этого он и встретился с Моханом. Теперь же Шарн сидела в инвалидном кресле, а Мохан притворялся, что никогда ничего подобного не говорил. Все знали, что засранец спит с двумя медсестрами, а его бедняжка жена ни о чем не догадывается. Разумеется, для суда это не имело никакого значения, обычные слухи и домыслы. Как смотрел на Мохана адвокат во время той встречи… Ричард почти ожидал, что его веки вдруг схлопнутся вертикально. Черт побери, а здесь холодно.
Тихо застонав, Алекс кончил в кусок туалетной бумаги, которую держал в правой руке. Тяжело дыша, он прислонился к двери. Навалилось безразличие, видения с обнаженной Мелиссой развеялись, будто туман. Алекс ногой стер брызги с деревянного пола и подумал о гребле на каноэ по Ллин-Гвинант. Потом ему пришло на ум, что дома тихо и кто-нибудь мог его услышать. Взгляд остановился на кисточке для бритья, которая лежала на подоконнике. Может, в нее встроена микрокамера, и завтра Ричард за обедом покажет нечеткое видео Анжеле… Алекс бросил туалетную бумагу в унитаз, смыл ее и понюхал руку. Аромат «Морской бриз». Прекрасно.
Пальцы Луизы скользят по неровной стене кремового цвета. Краска, под ней шпатлевка, под ней камень – гладкий, как лошадиный бок. Сегодня днем, в «Кафе Ритацца» в Саутпорте, Ричард заложил руки за голову и потянулся с таким видом, будто владел этим кафе. Он был в рубашке поло и часах «ТАГ Хойер». Сидящая за соседним столиком молоденькая мамочка поедала его глазами, однако Ричарда она интересовала не больше мебели.
Все же Мелиссе следует быть вежливей, ты, наверное, с ней недостаточно строга. Помнишь себя в четырнадцать лет? Квартира Хэнвеллов. Воскресный вечер. Ты и Пенни стоите за балконными перилами на седьмом этаже, прислонившись к хлипкому карнизу. Биение сердца отдается в ушах, колени противно дрожат. В парке бегают собаки, по кольцевой дороге едут машины – микромодель мира. Ты громко кричишь, и звук отражается от противоположного дома. Внизу собирается толпа. «Прыгай!» – кричит кто-то. Ты оглядываешься и понимаешь, что все происходит не на самом деле, это всего лишь воспоминание, которое можно отпустить и зашвырнуть в великое ветреное ничто. Но миг спустя ты пугаешься – ты не помнишь, где настоящее и как туда попасть.
* * *
Пощелкивает остывающий «мерседес». На верхушке телеграфного столба сидит сова с огромными глазами. Небо над садом рассекают летучие мыши. Известняк под луной выглядит невероятно белым. У старой ванны лежит овца, она все еще остерегается волков, которые не охотятся здесь вот уже двести лет. Высоко над людским гамом царит глубокая тишина. Волопас, Геркулес, Дракон. Вокруг Земли летает восемь тысяч сделанных людьми вещей. Вышедшие из строя спутники и космический мусор. Пояс астероидов. Пак, Миранда, Оберон. Каждой луне по сказке. Марсоход опустился у холма Хазбенда. Зонд «Гюйгенс» берет пробы у метанового озера на Титане. Пояс Койпера. Кометы и кентавры. Рассеянный диск. Облако Оорта. Местный пузырь. Звезда Барнарда. Космический холод, согреваемый лишь светом звезд…
* * *
Ричард в темноте спускался по лестнице. Он не мог воспользоваться ванной на своем этаже из-за переплетения труб под раковиной. Трубы, канализация, кабели… Фобия – это еще мягкое определение. «Период сильного страха или дискомфорта, во время которого резко возникают по меньшей мере четыре из следующих тринадцати симптомов…» Четыре симптома Ричарда: ком в горле, ощущение нереальности происходящего, тянущая боль в животе и страх сойти с ума. Он не мог парковаться в зоне для сотрудников – тогда пришлось бы идти на работу мимо труб позади котельной. В прошлом году он стоял на платформе станции Эджвер-роад кольцевой линии метро, чтобы уехать на конференцию в Ридинг. На противоположной стороне, за рельсами, мотки закопченных кабелей так густо покрывали стену, что не видно было кирпичной кладки… Когда Ричард пришел в себя, на голове был сильный порез, а вокруг толпились глазеющие на него люди.
Ричард расстегнул ширинку и направил струю в сторону от воды, чтобы сильно не шуметь. Нужно проверить простату. Плитки пола холодили ноги, от стен веяло сыростью, но раковина в этой ванной была заключена в деревянный шкафчик, а белая гофрированная труба всего одна и потому не опасна для душевного здоровья. Ричард нажал на смыв, сполоснул руки. А теперь спать.
Суббота
Дейзи добавила в чай сахар и, накинув пальто и шарф, вышла полюбоваться восходящим солнцем. Рассветное зарево уткнулось в Черную гору, осветило ее с одного края и заструилось по валу Оффы, расцвечивая все на своем пути.
Красота вновь ускользала от Дейзи. Мир был так далек, а разум твердил «я, я, я…». Мелкие неприятности накапливаются и терзают, Бенджи отстраняется, мама все время злится на нее, а в раздевалке на стенах кошмарные граффити. Но эта долина… разве она не чудо? «Смотри», – нужно сказать себе. Смотри…
Вчера Дейзи так и не смогла заснуть. Пробовала читать «Дракулу», однако то, что выглядело нелепым при свете дня, ночью казалось почти документальным. Она в растерянности. Все говорят, что в шестнадцать лет ты меняешься, но это изменение дается с трудом. И вдруг приходит твердое осознание ненормальности – ты выглядишь как человек и действуешь как человек, но внутри у тебя лишь слизь и совокупность нейронных связей.
