– Принадлежащий или имеющий отношение к бриттам.
– Что с твоей рукой?
Алекс мельком глянул на ободранные костяшки пальцев и выдал заранее придуманное объяснение:
– Возился с газонокосилкой в сарае. Чуть без пальцев не остался.
Доминик взял путеводитель.
– Находится между двумя горами, Шугар-лоаф и Блоренж.
– Блоренж? – повторил появившийся в дверях Ричард.
Алекс сунул раненую руку под стол. Проходя мимо, Ричард потрепал Алекса по плечу. «Да пошел ты», – подумал тот.
– Барон де Хэмелин, – сказал Доминик. – Древо Иессеево, и все в том же духе. Парики из козьей шерсти. Рудольф Гесс.
– Ты только что это придумал?
– Честное скаутское, все так и есть.
Вошел Бенджи с тарелкой кукурузных хлопьев и сел поближе к Доминику – он все еще пребывал под впечатлением от вчерашних страхов, которые даже дневной свет не мог окончательно прогнать.
– Привет, малыш.
– Кто-нибудь видел сегодня Дейзи?
– Не-а.
– Мелисса?
– Что?
– Ты видела утром Дейзи?
– Она спускалась за кофе. Кажется, не в духе.
– Пойду, посмотрю, как она.
– Ух ты! В 2007-м и 2009-м в Абергавенни проходил чемпионат по велоспорту.
– Тоже мне «западный Париж».
– Не ворчи.
– Вернусь через час, – допив воду из стакана, оповестил Ричард. – Быстро приму душ, и поедем.
– Удачной пробежки.
– Не заблудись, – сказал Алекс.
Глупо возвращаться домой, так толком и не побегав, раз уж столько денег потратил на кроссовки. К тому же хотелось побыть одному. И не только из-за Луизы. Если бы он ударил Алекса… Есть ли более легкий способ настроить против себя всех в этом доме? Ему нужно отстраниться и немного побыть одному.
Грифельно-синяя дорога вела к железным воротам. Ричард подтянул язычки кроссовок и завязал шнурки двойным узлом. Утренний воздух был влажным, но почему-то яснее и прозрачней обычного, а зелень листвы казалась темнее. В городе не замечаешь этого постоянного изменения освещенности.
Ричард принялся растягивать мышцы, поочередно ставя ноги на стену и наклоняясь вперед. Дом смотрелся продолжением пейзажа – камень, из которого он построен, привезли из уэльских гор, стропила – из леса, который вполне возможно увидеть с вершины горы Дайк. Мох, ржавчина, облупившаяся краска – следы, оставленные временем и погодой, похожие на царапины и ракушки на корпусе старого танкера.
Он решил бежать по дороге, наиболее крутой подъем преодолеть пешком, а после парковки снова перейти на бег – так он сбережет силы, не растрачивая их на самобичевания уязвленного мачо. Часы показывали семнадцать минут десятого. Оглядевшись, Ричард испытал облегчение и вместе с тем сожаление, что никто не увидит, как он сейчас побежит.
Проходя мимо гостиной, Доминик заметил сидевшую на диване Мелиссу. Он вошел и встал рядом с ней. Мелисса рисовала маленький столик и делала вид, что Доминика здесь нет. Он уже знал, что на похвалу своему таланту она не обратит внимания, и спросил прямо:
– Что вчера произошло с Дейзи?
– Не представляю, что ты имеешь в виду.
– Да нет, представляешь.
– Я думала, она болеет. – Мелисса откровенно наслаждалась перепалкой.
– Врешь.
– Довольно серьезное обвинение. Надеюсь, у тебя есть доказательство?
– Кто более способен на ложь, ты или Дейзи? – Доминик по-своему тоже наслаждался разговором.
Мелисса рассмеялась.
– Забавно. Зависит от обстоятельств.
– Не смешно. Вчера что-то случилось, и это глубоко ранило Дейзи, а она для меня важнее всех в мире.
Мелисса отложила карандаш и повернулась к Доминику.
– Поверь, правда тебе не понравится.
– Поверить тебе?
– Я серьезно.
– А ты попробуй.
Мелисса наклонилась и тихо произнесла по слогам:
– Она лес-би-ян-ка.
– Что?
– Она шарила язычком у меня во рту. Боюсь, это не мое.
Доминика будто под дых ударили. Он поверил сразу и безоговорочно.
– Наверное, ей трудно это принять, – с наигранным сочувствием произнесла Мелисса.
– Ты… Закрой свой грязный рот. – Нужно уйти, пока он еще держит себя в руках…
В столовой все уже расселись по местам. Алекс помахал ему рукой. Доминик развернулся и принялся подниматься на второй этаж, перешагивая разом через две ступеньки. Войдя в ванную, он запер дверь и сел на унитаз. В детстве он частенько прятался в ванной – единственном помещении, которое запиралось изнутри. Две полоски света высоко наверху – словно два оранжевых прута в их маленькой серебряной клетке, зеленые сливные отверстия прихватывали уголки влажной ткани.
Чем больше он думал, тем более очевидной ему казалась необходимость поговорить с Дейзи. Она ужаснется, или ей станет спокойней оттого, что он знает ее тайну? А может, лучше ничего не говорить, потому что, помимо растерянности, он испытывал отвращение, нежданное и неестественное. Точно такое же отвращение он чувствовал к церкви, к этим чужакам, которые притязают на его дочь и хотят увести с собой.
Смятые бумажные платочки, ползущая по подоконнику муха… Дейзи никогда не думала о самоубийстве, даже когда не знала, что это смертный грех. Теперь она понимала соблазнительную прелесть забвения. Но что, если она очнется в аду? Тарелка с липким, холодным ризотто стояла на полу. А кофе остался внизу. Почему к ней никто не приходит? Она не может быть лесбиянкой, потому что это грех. Это жестоко, но решать не ей. «Суды Господни истина, все праведны»
[12]. Нельзя обрести Божью любовь, а потом спорить об условиях. Ты подчинился, тебе пришлось сказать: «Я невежественен, я знаю так мало, я всего лишь человек». Разумеется, она должна была заметить раньше, это ведь не аллергия на укусы пчел, о которой не знаешь до самого последнего мига. Нужно позвонить друзьям из церкви. Нужно пойти в комнату Алекса и Бенджи и оттуда позвонить Мег и Анушке. А может, и Лесли тоже. Они поймут ее, как никто другой. Так почему же она не может заставить себя сделать это?
Ей не хватает Лорен. Не хватает Джека. Ей нужен тот, кто просто проявит участие, попросит рассказать подробней, а не скажет, что она должна поступить так-то и так-то. Но Лорен сейчас в Глостере, а номер ее телефона – в старом мобильнике, который украли. Мысль об этом резанула болью, и, пережидая ее, Дейзи схватилась за край стола. Джек. Она достала из сумки телефон. Камберленд-стрит, дом 47Б. Можно узнать его номер в справочной. Во мраке ее темницы засиял тонкий луч света.
