Поведение Крис, назовем его слегка застенчивым приглашением к продолжению отношений, – давали мне возможность звонить ей домой.
Когда Роберт снимал трубку, в его голосе не чувствовалось ни малейшей доли недовольства, скорее, наоборот, он был очень приветлив. Казалось, что он даже рад слышать мой голос.
– А, Дитин… How are you? Сейчас, одну минуту.
Затем я слышал:
– Крис, возьми трубку.
Видимо, он был рад, что все разрешилось таким мирным способом и ему не надо никого убивать и тратить деньги на бракоразводный процесс. Да и у детей опять была нормальная семья.
Однажды Крис позвонила и сказала, что у нее ко мне просьба.
– О чем ты просишь? – с любопытством спросил я.
– Нет, ты сначала пообещай, что не откажешь.
– Обещаю.
– Дело в том, что Роберт подозревает, что мы якобы продолжаем находиться в близких отношениях. Поэтому он хотел бы, чтобы ты пригласил нас на ужин в его любимый ресторан «Veritas».
В то время этот ресторан был очень модным и находился напротив моего лофта.
Мы договорились встретиться на следующий день. Сказать честно, я не был в восторге от такого предложения, но отказать не мог.
В этом была какая-то неловкость, или, можно сказать, дурной тон, а может, просто трусость.
Они пришли точно в назначенное время.
Крис была в темном вечернем платье, да и Роберт выглядел безукоризненно в черном элегантном костюме, белоснежной рубашке и шелковом красном галстуке. Было видно, что они тщательно готовились. Я старался, как мог, играть роль гостеприимного хозяина. Даже позволил Роберту выбрать вино, сказав при этом, что полностью полагаюсь на его вкус.
Крис без конца улыбалась, правда, больше Роберту, чем мне, но я относился к этому с пониманием: ситуация была для Крис сложной.
Я просто отметил для себя этот факт, но меня он совсем не напрягал. Скорее, наоборот, я видел в ней в какой-то степени соучастницу в спектакле, на который Роберт так хотел попасть. Но по ходу нашего довольно длинного вечера Крис явно стала слегка переигрывать. Она даже произнесла тост за своего героя, называя так Роберта. Тост заключался в признании его прекрасных человеческих качеств, его силы и надежности в трудные минуты жизни.
Роберт, в свою очередь, пил за мужество Крис, за ее, несмотря на испытание, не исчезнувшую красоту.
После второй бутылки он начал все больше и больше говорить о себе, о своем влиянии в артистическом мире.
– Ты можешь обратиться ко мне с любой просьбой. И будь уверен, что я помогу тебе. Не стесняйся! – довольно громко вещал он.
Крис в свою очередь кивала, как бы в подтверждение его слов.
Я чувствовал, что участвую в неком спектакле, где актеры произносят одну фальшивую реплику за другой. Невольно вспомнились Станиславский и брат Чехова. Мне стало неловко и за себя, и за Крис, и даже за Роберта-Менендоса…
* * *
В одну из наших редких прогулок мы с Митей «беседовали», это его слово, о Монтене.
Он говорил о добровольном желании человека отказаться от какого-либо сопротивления, не думая и не сожалея о последствиях своего поступка. Сдаться на милость судьбы.
Причина, из-за которой он, собственно, начал свой монолог, была моя история с Крис. Митя никогда не видел ее и даже не подозревал о ее существовании. Поэтому, когда я попытался в сжатой телеграфной форме посвятить его в свою драму, которую мне пришлось пережить и которой я, возможно, живу до сих пор, он, со свойственной ему вкрадчивой мягкостью, прервал мой монолог.
– Все, что ты чувствуешь, находясь в состоянии смертельной боли и страдания, происходит оттого, что тебе кажется, что такое могло случиться только с тобой. Глубина твоей боли усиливается потому, что она кажется тебе исключительной. И ты единственный ее избранник, – сказал Митя. – Но это только в силу твоей темноты, а вот если бы ты читал Монтеня, то открыл бы для себя неожиданный факт, и факт этот заключается как раз в том, что, испытывая боль, ты не являешься исключением. Эту боль пережили тысячи людей. То, что происходит с тобой, как тебе кажется, единственным, настолько банально, что мне ничего не остается, как только рассказать одну историю из произведений моего любимого философа.
В некотором царстве, в некотором государстве, – начал он, предварительно раскусив кусочек сахара, – жил да был человек. Он был единственным государственным преступником, за голову которого было обещано огромное количество денег. Я не помню, что это было: гульдены или фунты, возможно, франки, в конце концов, это не имеет большого значения. Важно, что преступником он был с самого детства и дожил до глубокой старости, не будучи пойманным. Последние годы жизни он скрывался в старом шато вдалеке от Парижа. Ты меня слушаешь?
Это был его обычный прием, которым Митя пользовался, чтобы слушатель не потерял интерес к его монотонному и ленивому повествованию, изредка прерывающемуся хрустом или чмоканием.
– Так на чем я остановился? Короче, наш герой имел привычку каждое утро совершать конную прогулку по проселочным и лесным дорожкам недалеко от своего старинного шато. В одну из таких прогулок он рысцой объезжал окрестности, как вдруг услышал вдалеке стук копыт. Обернувшись, преступник увидел кавалькаду, скачущую галопом. Он понял, что это за ним, и тоже послал свою лошадь в галоп. Но погоня приближалась с каждой минутой. Еще чуть-чуть, и его схватят. Он сознавал, что это конец. Но продолжал скакать по лесной тропе вдоль непроходимых кустов и высоких деревьев, безжалостно нахлестывая лошадь. Вдруг за резким поворотом увидел незаметный проем в плотном кустарнике и, не раздумывая, юркнул в него. Спрыгнув с лошади и положив ее на землю, он затих в высокой траве, понимая, что это его последний шанс на свободу. Затаив дыхание, он слышал, как кавалькада, не заметив его, проскакала мимо. И в ту же секунду вместо радости почувствовал необъяснимую панику. Преступника обуял страх, что и на этот раз он останется не пойманным. Не раздумывая и не отдавая отчета в своих действиях, он выскочил на тропинку с криками: «Я здесь! Я здесь!» Услышав истошные вопли, преследователи вернулись, надели на несчастного наручники и отвезли в город, где вскоре казнили. Мораль заключается в простой истине. Мы все хотим быть пойманными – одни раньше, другие позже. И твоя, как ее, Крис? – твой единственный выбор, та, кому бы ты хотел сдаться. Но, увы, она проскакала мимо, видимо, не услышав твоего призыва: «Я здесь! Я здесь!» Теперь тебе придется поискать для этой же цели другую.
* * *
Было такое чувство, что я проглотил битое стекло. Я даже помню, что это было не обычное стекло. Нет, это были куски толстого стекла, похожего на хрусталь или баккару. Как осколки бокала для абсента. И во сне я пытался выплюнуть их, но они, как гирлянда, которую вытягивают фокусники изо рта, появлялись и появлялись. Это была бесконечная вереница осколков.
Даже уже проснувшись, я продолжал чувствовать их во рту. И только подойдя к умывальнику, чтобы выплюнуть остатки хрустальных осколков, я понял, что это был сон. Я еще долго стоял перед зеркалом, глядя на свое отражение. На меня смотрело небритое испуганное лицо почти незнакомого мне человека. Я отпил холодной воды из-под крана. В глубине мастерской разрывался телефон. Звонил долго. Кто-то упрямо и терпеливо настаивал на ответе.