– А что скажет Абель? – спросил я, чтобы как-то опустить его на землю.
– Абель? Что Абель? Он едет в Дувиль на целый месяц играть в гольф. А пока его не будет, мы все организуем. Деньги на каталог я достану. За тобой только шедевры.
– Так это будет моя посмертная выставка? – улыбнулся я.
– Нет, бэби, назовем ее предсмертной, – сказал он и неуверенным шагом пошел к выходу.
Я открыл окно и, подождав, чтобы рассеялся дым, возвратился к своим неодушевленным предметам.
Зазвонил телефон, но мне не хотелось отрываться от моего любимого занятия. Он звонил долго и настойчиво. Неоднократно делал паузу и снова начинал звонить, пока не начал меня раздражать. Я снял трубку. Это был Кегней.
– Я нашел ее. Ты слышишь, я нашел ее, и это – хорошие новости. А теперь – плохие: она замужем, четверо детей, двое своих и двое приемных. Будешь звонить? Вот ее номер, но я бы на твоем месте подумал. – Он продиктовал номер, сказав при этом: – Муж довольно известный человек. Старше ее лет на тридцать. Зовут Роберт. Тебе нужно знать имена детей? Не надо? – И, попрощавшись, повесил трубку.
Я еще долго смотрел на номер, который записал на стене рядом с телефоном.
На самом деле я не собирался звонить Крис. Я не собирался строить с ней свою жизнь. Скорее всего, мне просто хотелось посмотреть на нее, причем оставаясь инкогнито. И устроить это, как мне казалось, мог только Боб. Ну, например, пригласив ее на какой-нибудь кастинг или что-то в этом роде. Я старался придумать для Боба естественный повод позвонить Крис. Я был уверен, что позвонить должен был именно он.
И вдруг меня осенило. Ну, конечно же! Боб Альтман готовился к съемкам документально-художественного фильма о знаменитом фотографе Лартиге и собирал материал для фильма. Его интересовали люди, которые работали с фотографом или просто знали его.
Крис – любимая модель Лартига, которая проработала с ним несколько лет, была прекрасной кандидатурой для интервью.
Я мог бы находиться в студии среди членов съемочной группы, инкогнито для Крис. Когда я придумал, как мне казалось, гениальный план, оставалось только уговорить Боба участвовать в этом. Зная его морально-этические принципы, я сильно сомневался, что он согласится.
Кегней продолжал настойчиво звонить каждые два-три дня.
– Ну, ты позвонил? – было его первой фразой.
– Нет еще, Джеймс, нет.
– Кстати, запиши ее адрес. Ну, и когда же ты собираешься позвонить?
* * *
Декорации к «Мак Тиг» я писал в мастерских в двух часах от Нью-Йорка. Для этого довольно часто прилетал из Парижа, а иногда оставался в Нью-Йорке на несколько дней.
Каждое утро пешком я шел по адресу, который оставил мне Кегней. По утрам 3-я улица была немноголюдна. Мне казалось, так легче разглядывать выходящих из многоэтажного дома Крис. Я испытывал необъяснимый страх оттого, что тайно подсматриваю за незнакомыми мне людьми, которые даже не подозревают о моем существовании. Сидя в кафе на другой стороне улицы, я просто довольствовался созерцанием дома, завешанного аэрокондиционерными ящиками, пытаясь вычислить этаж и окна, за которыми существует Крис в окружении четырех детей и Роберта Стаба.
Конечно, про свои утренние походы я никому не говорил, потому что испытывал неловкость за свой детский нелепый романтизм, но поделать с собой ничего не мог. В то же время я понимал, что не могу остаток жизни проводить за этим занятием.
Однажды мне позвонил Боб.
– Может, поужинаем? Заходи ко мне после работы, часов в семь, адрес ты знаешь, – сказал он и повесил трубку.
В это время Боб работал над фильмом «Black and Blue» по мотивам известного бродвейского шоу.
«Это твой первый и последний шанс», – сказал я себе, спускаясь в бар. До встречи было еще часа три. Все это время я придумывал текст, который должен был произнести при встрече с Бобом. Медленно потягивая виски, я еще и еще раз мысленно старался найти нужную интонацию, чтобы убедить Боба согласиться с моим планом. Время тянулось медленно, а я все прокручивал в голове возможные варианты сценария. Ни один из них не казался мне убедительным. Главной трудностью, конечно же, было то, что Боб не мог и не любил врать. А я вынуждал его к этому, пользуясь дружбой и добрым ко мне отношением.
Я поменял билет на самолет до Парижа и в семь был в студии у Боба. Он сидел за столом перед экраном. Мимо сновали высокорослые негритянки в нарядных танцевальных костюмах, усыпанных сверкающими блестками. Несколько камер двигалось, сопровождая закулисную беготню танцовщиц. Было понятно, что Боб снимал не только действие на сцене, но и закулисную жизнь, что делало фильм более живым. Он жестом пригласил меня присесть рядом, и я на какое-то время погрузился в карнавальное праздничное зрелище, наблюдая за степ-дансом этих почти нереально темнокожих солисток «Black and Blue». Наконец, в какой-то момент Боб взял микрофон:
– Спасибо всем, на сегодня закончили.
Съемочная площадка постепенно опустела. Мы остались одни.
– Ну как ты? – спросил он, и, не дожидаясь ответа: – Где мы ужинаем?
Я предложил «Грамарси Таверн».
– Ну, тогда пошли.
– Боб, у меня к тебе предложение, вернее, просьба, – начал я, слегка нервничая, и, не дав ему возможности что-то сказать, продолжал озвучивать свой план по поводу кастинга для несуществующей съемки фильма о Лартиге.
Где-то в середине моего рассказа Боб начал улыбаться. Его улыбка заставила меня остановиться.
– Знаешь, – сказал он доброжелательно, – дело в том, что я в самом деле лет пять назад хотел сделать фильм о нем. Но то, что ты предлагаешь мне теперь, я делать не буду. Я просто не могу врать даже при всем уважении к тебе и к чувству, которое ты испытываешь к незнакомой мне таинственной даме. Тем не менее, если ты даешь мне зеленый свет и не задашь вопросов по поводу того, как я это сделаю, я готов тебе помочь. Подумай, но не долго, потому что я страшно голоден.
«Все равно у тебя нет других вариантов», – промелькнуло у меня в голове. Я достал из кармана смятую бумажку с номером телефона и бросил ее на стол.
Боб надел очки и начал набирать номер, предварительно включив звук. Ответил мужской голос.
– Могу я говорить с Кристин, меня зовут Роберт Альтман.
Мужчина на том конце провода после короткой паузы, будто раздумывая, ответил:
– Я узнаю, дома ли она.
Через минуту к телефону подошла Крис.
– Как вы знаете, я кинорежиссер, а не детектив, но я нашел ваш номер по просьбе моего близкого друга, русского художника. Он об этом еще не знает, и звоню я для того, чтобы спросить вашего разрешения, дать ему номер или нет? Если нет, то он его не получит. Если вы согласны, то я ему его передам.
Крис, помедлив какое-то время, коротко и довольно тихо, почти шепотом, произнесла:
