Тот взбешен.
– Дайте мне скорее бердану – я пристрелю эту сучку!..
Он хватает протянутое ему кем-то из дружков ружье, снимает его с предохранителя и в следующий момент тяжело оседает на пол, получив сильный удар непочатой бутылкой «Московской» по голове, которая на глазах у всех вместе с содержимым мелкими брызгами разлетелась по сторонам. Падая, Шепелявый выстрелил, однако картечь пришлась в потолок. Теперь он лежал без сознания в луже крови, сосредоточив на себе удивленные и одновременно сочувственные взгляды подельников.
– Ты чего это, Лука! – заорал Аноха, видевший, как тот хватил Шепелявого по башке. – Ведь он по делу хотел… Ты же сам знаешь, что это за сука! Шлюха она старшинская – вот кто! А он – наш первый враг…
Однако Лука знал, что делал.
– Не подходите к ней! – подняв с пола ружье и направив его на бандитов, зашипел он. – Убью любого, кто дотронется до нее.
В доме стало тихо. Так тихо, что слышно было, как в соседней комнате тикают ходики.
– Ну ладно, брат, пошумели – и будет… – миролюбиво произнес Грек. – Бросай пушку – давай лучше выпьем…
– А пусть они ее тогда не трогают, – кивает на Эльгу Лукин.
– Да нет, все… заметано… Никто ее не тронет. А зачем ее трогать? Старшина – одно, она – другое… Помнишь, что говорил товарищ Сталин? Вот-вот, сын за отца не в ответе… Ну пусть тут не сын, а баба – все одно…
Эти слова подкупили Лукина, и он расслабился. Садясь за стол, успел шепнуть Эльге, чтобы она бежала. Но куда она побежит, если в доме беспомощная мать?
Потом они снова пили. Немного очухавшись, сел за стол и Шепелявый. Только пить он уже не мог, потому как его постоянно тошнило. Видно, здорово Лука поправил ему мозги.
Казалось, все забылось, а тут вдруг, когда застолье было в самом разгаре, Грек схватил автомат и направил его на Лукина.
– Ну что, фраерок… – пьяно усмехнувшись, говорит он. – У нас на зоне принято отвечать за свои дела…
– За слова тоже… – осклабился Филин.
– Ага, и слова… – согласно кивает Грек. – Ну, говори, за что ударил Шепелявого?.. А мы уж решим, что с тобой делать…
Лука, как и все, был пьян и потому не особо-то испугался автомата.
– А пусть к чужой бабе не лезет, – усмехнулся он.
– Но баба-то не твоя, а говноеда-грамотея того… Я это про вашего старшину.
– Ну допустим…
– А чего ж ты полез? – спрашивает Грек. – А ну-ка встань к стеночке… Вот так… А теперь повернись к ней лицом… Хорошо… Теперь на коленки… а руки за голову…
Он подает знак Шепелявому, чтобы тот взял в руки бутылку и отомстил обидчику. Тот так и сделал. Когда Лука, получив по голове удар, потерял сознание, Грек приказал подвести к нему Эльгу.
– А ну-ка, дай погляжу… – он подался вперед и стал внимательно рассматривать ее живот. – Да ты у нас, кажись, беременная… – осклабился он, сверкнув самодельной зэковской фиксой. – Я это сразу усек… Гляжу, нос разбухший, губы… И животик вроде округлился… Точно, думаю, беременная… Ну, скажи, только честно – от него?.. – она молчит. – А если я по пузу ударю?..
Эльга машинально хватает себя за живот.
– Не надо, прошу вас… – умоляет она.
– Значит, точно арбуз проглотила!.. – довольно произносит Грек. – А ну, братва, сделайте-ка ей преждевременные роды! – стукнув кулаком по столу, хрипит он в хмельном припадке.
Бандиты тут же бросились к Эльге и, сбив ее с ног, стали бить ее ногами. Били сильно, яростно, так, будто то и не человек был вовсе… А ведь здесь была душа, да еще вторая на подходе… Та, маленькая, которой еще только предстояло показаться на свет. Но разве могла она устоять перед такой злобой, разве могла выдержать такую боль? Тут же разорвалась на части – и будто не было ее. А вот Эльга не чувствовала боли. Она билась о пол, молила о пощаде – маленькую душу спасти хотела, – но было поздно. Она лежала вся в крови, чувствуя, как опустело у нее внутри, как пустотой заполнилось все вокруг, как пустым стал весь этот огромный мир. Она заплакала. Следом заплакала и Марьяна. Плакала и причитала, призывая духов помочь ее дочери.
Потом братва как ни в чем не бывало продолжила праздник. Пили до тех пор, пока не заснули прямо за столом. Когда Лукин пришел в себя и понял, что блатные в отключке, поднялся с пола и попытался поставить на ноги Эльгу. От боли она застонала.
– Тс-с… – приложив палец к губам, предупредил ее Лукин. Потом он подхватил ее на руки и устремился к выходу. Старая Марьяна с надеждой смотрела им вслед и молчала.
На улице было свежо. Луна скрылась за набежавшими с юга сырыми весенними тучами, и поселок погрузился в глухую темноту. Воровская ночь – не меньше!
– Куда идти? – спросил Лукин. У него от боли раскалывалась голова, а ноги были будто бы ватные. Что и говорить, постарался Шепелявый.
– Давайте туда… – чуть слышно проговорила девушка, указав направление. – Хотя нет… Надо идти к Саенко…
– Кто такой Саенко? – не понял Лукин.
– Участковый наш…
Бедная Эльга. Сознание то покидало ее, то вновь возвращалось. Физической боли она не чувствовала – только душевную. А эта будет посильнее… И так ей было плохо, так плохо, что не хотелось жить.
На стук к ним никто не вышел, тогда они отправились к участковому на работу. В небольшом домике, который служил местным опорным пунктом милиции, горел свет. С трудом взобравшись вместе с Эльгой на крыльцо, Лукин толкнул ногой дверь…
…Мужиков собрать было делом плевым. Бедные, они только что вернулись с пожара, а тут снова тревога. Правда, чтобы не спугнуть бандитов, в рельс бить не стали. Саенко поднял троих охотников – те и обошли дома.
Брать беглецов решили без промедления.
– Только осторожно, в доме старая Марьяна… – сказал участковый, взявшийся руководить операцией. – Надо постараться взять их тихо, так, чтобы без стрельбы…
Однако велико желание, да сильнее его обстоятельства. На беду мужиков, в тот самый момент, когда они уже подходили к калитке Эльгиного дома, справить нужду на крыльцо вышел сам Грек, который, хоть и был пьян, тут же почувствовал неладное. Что это за народ? – заметив в темноте чьи-то силуэты за оградой, насторожился он.
Он ринулся назад. В сенях он сбил плечом висевшую на гвозде цинковую ванну, и та с грохотом рухнула на пол.
– Братва, атас! – влетев в дом, заорал он и схватил автомат. – Нас окружают!..
Пьяная братва, с трудом поняв, в чем дело, падая и матерясь, принялась вооружаться.
– Гаси свет!.. – кричит Аноха, и, когда свет потушили, он бросился к окну, высадил стеклину и, припав щекой к прикладу Ереминой винтовки, стал ждать.
Рядом с ним с берданкой пристроился Филин. У противоположного окна встал с ружьем, из которого когда-то Ерёма сшибал птичек для приманки, Шепелявый. Гузееву же ничего не оставалось, как вооружиться поднятым с пола топором.
