«Н-ское ГубЧК. Донесение.
Во время антирелигиозного митинга возле бывшей церкви имела место попытка устроить проведение контрреволюционной пропаганды, которая сводилась к тому, чтобы сорвать митинг. Осуществить это действие пытался некий гражданин, называвший себя Юродивым. Настоящую фамилию установить не удалось. Подвергнутый аресту, Юродивый сознался, что целью своей имел дискредитацию и срыв митинга, а в более широком масштабе – всех начинаний нашей власти. Учитывая особую опасность данного гражданина, коллегия Н-ской ГубЧК приговорила его к расстрелу. Приговор приведен в исполнение».
Дата.
Подпись.
– А все-таки грубая работа. – Бергов отложил хрустящий листок в сторону. – Очень грубая. Арест, расстрел, коллегия, приговор – сколько мороки. Так, дальше…
«Н-ское управление НКВД. Донесение.
Во время содержания в пересыльной тюрьме лиц, пораженных в правах с конфискацией имущества и высылкой в необжитые районы, имела место вражеская агитация часовых, а также проникновение к вышеуказанным лицам. Часовые грубо нарушали правила несения караульной службы, что наглядно говорит о низкой политико-воспитательной работе. Проникал и вел пропаганду гражданин, именующий себя Юродивым (очевидно, кличка). При очередной попытке проникновения, которая была сорвана нашим сотрудником, оказал сопротивление и был убит в перестрелке».
Дата. Неразборчивая подпись.
«Н-ская чрезвычайная комиссия по завершению великих перемен. Заявление для демократической печати.
Особая коллегия чрезвычайной комиссии доводит до сведения населения, что слухи об имевшем место якобы убийстве нашими сотрудниками некоего святого, появившегося на площади во время гражданской казни над противниками перемен, не имеют под собой никакой почвы. Человек, именовавший себя Юродивым, таковым на самом деле не является. Это обычный уголовник, которого пытались использовать для защиты агонизирующего режима. Когда наши сотрудники предложили ему покинуть площадь, он стал оказывать сопротивление, вырвался и выбежал на приезжую часть магистрали, где и был сбит проходящим автомобилем. Сейчас нашими сотрудниками проводится выяснение личности этого гражданина.
Считаем своим долгом заявить, что слухи о мнимом убийстве – это попытка бросить тень на побеждающую демократию. Мы, работники чрезвычайной комиссии, призванные ее защищать, предупреждаем: распространение таких слухов будет сурово пресекаться».
– Вот, уже не так грубо. Чуть аккуратней, но еще слабовато. – Бергов отодвинул от себя бумаги, наклонился и нащупал под столешницей кнопку, прислонил к ней указательный палец и замер в ожидании. – Итак, гражданин Юродивый. Воскресает неизвестно по какой причине, появляется неизвестно откуда и напоминает людям о том, о чем они благополучно забыли. А верно ведь – разносчик инфекции атавизма. Точнее не скажешь. Но убивать и делать из него страдальца – глупо. Пусть живет, пусть будет настоящим юродивым или дурачком, хотя это одно и то же, да кем угодно… Его воскрешает страдание, насилие, убийство, а зачем, нужно ли столько хлопот?
Еще в самом начале, прочитав старинные донесения, Бергов понял, что Юродивый обязательно придет к нему. Не может не прийти. Оставалась самая малость – ждать. Бергов уже начинал томиться и даже звал Юродивого – скорей. Сам он приготовился к встрече и заранее знал, чем она кончится. Уж на самого-то себя Бергов надеялся, на него не нападет столбняк, и никакого наваждения не будет. И это еще раз убеждало: отречение, о котором недавно размышлял, обеспечивает власть не только над людьми, но и над самим собой.
В очередном коридоре, спотыкаясь босыми ногами о мохнатый ковер, Юродивый наткнулся на узкую дверь, обитую белым пластиком, и понял – нашел. Фальшиво-белый цвет указал ему – здесь. С размаху толкнулся в нее, и дверь легко отскочила. Бергов, не убирая пальца с кнопки, встал из-за стола. Юродивый шел к нему, и глаза Бергова начинали белеть от ненависти: этот человек знал, догадывался о его тайне и поэтому был самым главным врагом. Зрачки растворялись, и скоро лишь два мутных пятна светили на лице Бергова, а само лицо, всегда спокойное, дергалось в нервной судороге.
Юродивый вскинул руку, собираясь сказать заранее припасенные слова, но не успел. Он не подозревал, что на Бергова сила его духа не подействует, ведь она действовала лишь на тех, кто еще не все положил к подножию божества, имя которому – власть. Белые глаза Бергова вильнули в сторону, сам он наклонился вбок, как бы уворачиваясь от взгляда Юродивого, и судорожно нажал кнопку. До отказа. Капсула, встроенная под столешницей, выплюнула заранее заряженную ампулу со снотворным. Наклоняясь вперед, делая последний шаг, Юродивый услышал, как хлестнул резкий звук, похожий на удар бича, и грудью, под левый сосок, там, где сердце, поймал обжигающий штырь. Мгновенная немощь разлилась по телу. Юродивый подломился в коленях и послушно вытянулся на полу, лицом вниз. Выскользнул из-под рубахи кованый крест и глухо стукнулся о белый мрамор.
Влетели в кабинет запыхавшиеся санитары.
– Ну вот, – сказал им Бергов, – и никакой мистики. Отвезите в дурдом.
Периметр лишенческого лагеря озарялся в темноте вспышками сварочных аппаратов. Искрили электроды, плавя железо, на оранжевых робах твердозаданцев и на серых стенах корпусов вздрагивали мгновенные синеватые отблески, бритвенно режущие по глазам.
Ухали пневматические молоты, загоняли в стылую землю черные швеллеры, к которым тут же приваривали звенья железной ограды. Техники нагнали вдосталь, решеток и швеллеров – в избытке. Твердозаданцы суетились, как угорелые. К полуночи лагерь полностью огородили, и теперь из него оставалось только два выхода: один, широкий, для машин, и другой, узкий, для людей. На оба выхода твердозаданцы навесили металлические ворота.
Начальник лагеря обходил в это время ячейку за ячейкой и зачитывал вслух постановление муниципального совета, в котором говорилось:
«В целях сохранения здоровья населения и по его многочисленным просьбам, учитывая, что сбежавшие из лагеря лишенцы являются разносчиками вируса, решено возвести вокруг места проживания граждан лишенцев ограждение. Предупредить персонально каждого гражданина лишенца, что самовольное преодоление ограждения связано с угрозой для жизни. С данным постановлением ознакомлен, и подписываюсь…»
Прочитав, начальник лагеря раскрывал толстую тетрадь, и каждый лишенец ставил свою подпись. Многие из них, напуганные убийствами в городе, торопились еще и устно заверить начальника, что больше они из лагеря – ни ногой. Тот улыбался, хвалил за послушание и переходил в следующую ячейку. «Надо было давно эту „Вспышку“ провернуть. Вирус, конечно, для дураков, я понимаю. Но гениально. Надо же – сутки с небольшим, и порядок. До чего же послушные стали, глядеть любо-дорого». От этих мыслей начальник лагеря веселел и торопился закончить обход, чтобы скорее вернуться в свой кабинет, принять ванну и досыта выспаться. Ткнул очередную дверь и поперхнулся – перед ним стояли в нижнем белье Петро и Фрося. Узнал он их сразу, да и как не узнать, если от одного вида милой пары больная печень вздувалась, как с перепоя. Помедлил, оглядывая их, прочитал постановление и положил тетрадь на стол.
