– Как скажете.
Давыдкин отвел Гурова в секционную и велел ждать. Несколько минут спустя он доставил туда тело Рауфа Гулиева. Через его грудь и живот проходил игрекообразный разрез. Здесь же, на каталке, в аккуратном сосуде со специальным раствором плавало сердце.
– Обычный срединный разрез по методу Лешке нарушил бы целостность структур раны, – как знатоку правил вскрытия, поведал Гурову Давыдкин. – Пришлось применить метод Сафира. Его не так часто приходится использовать, но в нашем случае этот вариант показался мне наиболее приемлемым. Видите, грудная клетка осталась нетронутой, и ваша чудесная рана тоже. Ее вид навевает вам какие-то особые впечатления?
– Увы, никаких, – Гуров на подначку Давыдкина не обиделся. – Быть может, если я взгляну на само сердце, что-то и проявится.
– Любой каприз, полковник, любой каприз. Давайте тогда вооружимся специальными приборами. Так вы точно ничего интересного не увидите. Без увеличения и подсветки дырка – это просто дырка.
Давыдкин прошел к несгораемому шкафу, достал с верхней полки два налобных микроскопа с мощной подсветкой, какими обычно пользуются хирурги, протянул один полковнику, второй надел сам.
– Итак, теперь вы готовы рассмотреть главный орган человеческого тела, – пошутил он. – Вы хоть знаете, как должно выглядеть сердце? Я имею в виду без ран и разрывов.
– Видел на картинках, – ответил Гуров. Он поставил банку с сердцем на высокую подставку и начал медленно ее вращать. Рана, которую нанесла органу пуля, выглядела не так ужасно, как представлялось полковнику. Даже рана на груди смотрелась страшнее. А здесь всего лишь небольшое отверстие диаметром чуть больше самой пули. Ровный край, без зазубрин и дополнительных разрывов.
– Вошла, как в масло, – услышал за спиной Гуров.
– Что? – переспросил он.
– Про такие раны говорят: вошла, как в масло, – пояснил Давыдкин. – Стрелок – явный профи, такой выверенный выстрел мало кому по плечу, уж поверьте мне. Подобные аккуратные раны встречаются раз на две тысячи огнестрелов. Я здесь такого насмотрелся, во сне приснится, на мокрых пеленках проснешься. Бывает, привозят огнестрел, а там от головы сплошное месиво, скула набок, нос в лепешку, глаза из орбит, и все это от одной крошечной пульки. А если в брюшину попала, так кровью и фекалиями всю секционную загадишь, пока ее выловишь.
– Значит, вы уверены, что наш стрелок – профессионал?
– Ну, или чертовски везучий сукин сын, – заметил Давыдкин. – Вы вот спрашивали, что в этом случае привлекло мое внимание, теперь я знаю, что: аккуратность. Аккуратность и четкость. Пуля вошла ровно между ребрами. Это, конечно, чистая удача, благодаря этому она не застряла в кости, не разорвала в клочья мускульный слой и вошла в сердце по сложной траектории. Поверните банку. Видите, входное отверстие на несколько миллиметров выше выходного. Расскажите это баллистикам, возможно, им удастся смоделировать траекторию полета пули.
– Тогда мне понадобятся снимки, словами тут не обойтись, – идея Давыдкина Гурову понравилась. – И входное отверстие в области груди тоже надо приложить.
– Хотите устроить фотосессию в морге? Валяйте, – разрешил Давыдкин. – Если я вам больше не нужен, я пойду. Оставите все здесь, как освобожусь, уберу.
Давыдкин ушел. Гуров сделал несколько снимков, с задумчивым видом постоял еще какое-то время над банкой с сердцем, затем снял микроскоп, отключил его от питания и пошел к выходу. С собой он уносил с десяток четких снимков и надежду на то, что баллистикам повезет больше, чем патологоанатому.
Поездка в морг заняла меньше времени, чем рассчитывал Гуров. К моменту возвращения в Управление лейтенант Хватов только-только приступил к обыску лодочного сарая. Гуров не стал ждать, пока доставят оружие. Он пошел к баллистикам, выложил перед ними снимки раны Гулиева и обозначил задачу. Те, как водится, поворчали на занятость, но просьбу полковника обещали удовлетворить.
Гурову оставалось только ждать, а это, как известно, самое сложное. Он сидел за рабочим столом и в очередной раз перебирал материалы дела. После посещения морга версия Умянцева уже не казалась ему чересчур абсурдной. Допустим, он говорит правду. Что тогда получается? Умянцев пришел к Гулиеву поздним вечером, но того дома не оказалось. Он затаился во дворе и стал ждать. Но ждал не он один. Кто-то желал видеть Рауфа так же сильно, как и Умянцев. Видел ли тот, второй, Умянцева? Наверняка. Раз уж он перед камерой засветился и жильцам дома показался, значит, и для того, второго, его пребывание не стало секретом.
Гуров взял чистый лист и начертил схему гулиевского двора. Синим маркером обозначил траекторию движения Умянцева, обозначив места, где тот стоял, овалом с буквой «У» посередине. Сменив маркер на зеленый, нанес новые линии, они показывали движение автомобиля Гулиева. Место, где он был застрелен, Гуров обвел кругом и написал букву «Г». Предполагаемого убийцу он решил для удобства называть «Стрелок», обозначить его красным маркером и овалом с буквой «С». Какое-то время он изучал схему, пытаясь определить, в каком месте мог скрываться Стрелок в ожидании возвращения Гулиева. Получалось, что только в доме убитого. Но это было невозможно по той простой причине, что пуля была выпущена из-за спины Умянцева, он был в этом уверен, а Гуров изначально взял эту версию как допустимую.
Где же тогда находился Стрелок? Он не мог прятаться слишком далеко, иначе не успел бы добраться до места в такой короткий срок. По словам Умянцева, Гулиев едва ли успел произнести пару реплик, прежде чем его подстрелили. Сам Умянцев переместился к выходу с парковки, как только автомобиль Гулиева проехал через ворота. Если бы Стрелок двигался в том же направлении, он наверняка попался бы Умянцеву на глаза, но тот никого не видел. Оставался дом с магазином на первом этаже, тот самый, в котором взяли запись с камеры наблюдения.
«Быть может, просмотреть запись еще раз? Возможно, тогда увидим и Стрелка?» – размышлял Гуров. На это он не особо рассчитывал, так как лично отсмотрел все эпизоды, нарезанные Ханиным, но других вариантов все равно не было. Гуров решил, что дождется результатов экспертизы оружия Умянцева, вердикта баллистиков по поводу раны, а потом займется записями.
Пока Гуров чертил схемы и планы, вернулся лейтенант Хватов. Гуров снова отправился к баллистикам, не в силах усидеть на месте. Парни из технического отдела вошли в положение и позволили Гурову присутствовать при проведении экспертизы. Сначала эксперт, которому досталось работать с оружием, делал все молча, но Гуров так достал его вопросами, что он сдался и стал вслух комментировать каждое свое действие.
Результат оказался отрицательным по всем пунктам. По мнению эксперта, пистолет, извлеченный из-под бочки в лодочном сарае, не был в эксплуатации по меньшей мере год. Да, за ним ухаживали, и довольно хорошо. Все детали имели следы смазки, на них отсутствовала ржавчина, но следы пороха, неизменно присутствующего в дульной части оружия, если, конечно, из него стреляли, отсутствовали. Это было первое, что узнал Гуров.
