Я сказала, что они приближаются.
Я сказала, что они уже тут.
Он взглянул на меня и произнес: «Это дело рук Короля. Кваша Дара. Это дело рук его двора, это дело рук старейшин, и сын мой свидетель, что это случилось». – «Твой сын не будет помнить», – сказала я. «Зато Король будет», – молвил он.
Я прищелкнула средним пальцем, и тот превратился в клинок. Я вонзила его себе под ребра, вот тут, и взрезала кожу. Отец испугался, но я убедила его, что бояться нечего, я, мол, место для ребенка готовлю. Взрезала себе матку, как иногда повитухи делают, когда ребенок еще не рожден, а мать уже умерла. Засунула ребенка внутрь, и кожа моя срослась над ним.
Отец был в ужасе, но, увидев мой большой живот, будто в нем ребенок был, немного успокоился.
«Он не умрет в тебе? – спросил он, и я ответила: – Нет». – «Ты была матерью?» – этот самый Басу спросил меня, только я не ответила. Скажу вам правду, тягостно мне было. Я никогда не вынашивала ребенка. Только, возможно, всякая женщина – мать.
– Ты не женщина, – заметил я.
– Молчи, – бросил Леопард.
– Сангома говорила про твой длинный язык, – сказала Бунши.
Я не спросил ее, откуда она знает.
– У омолузу клинки были. У меня они тоже имелись.
– Кто б сомневался.
– Следопыт, кончай, – произнес Леопард.
– Один напал на меня, махнул своим одним клинком, но у меня их было два.
– Вот картина для сказителей-гриотов: беременная по виду женщина сражается с бесом-тенью двумя клинками!
– И впрямь картинка, – кивнул Леопард. Он начинал удивлять меня. Впитывал в себя ее рассказ, как будто то ли изголодался, то ли пресытился – не разберешь.
– Он махнул клинком, но я увернулась. Вспрыгнула на потолок, их пол, и двумя своими клинками срубила ему голову. Только не могла я сражаться со всеми ними. Басу Фумангуру был храбрец. Он выхватил свой нож, но клинок к нему со спины подобрался и пронзил насквозь, до груди. Потом омолузу вгрызлись в него, словно он жиром молочным был, пополам его разрезали, только жажду крови свою не утолили. Они чуяли семейную кровь в ребенке, даром что тот во мне сидел. Один махнул и плечо мне поранил, но я крутанулась и располосовала ему грудь. Побежала и выпрыгнула в то же окно, через какое пробралась в дом.
– Нигде не слышал ничего подобного, – признался Леопард. – Ни от ястреба, ни даже от носорога.
– Очень хорошая сказка. Даже с чудищами. Ничто из этого не вызывает у меня желания помогать вам, – сказал я.
Бунши засмеялась:
– Ищи я человека благородного, в чьем сердце живет готовность помочь ребенку, я б ни за что к тебе не обратилась. На самом деле желания твои мне безразличны. Речь идет о задаче, за решение которой ты получишь вчетверо больше самой высокой цены, какую ты когда-либо назначал. Золотом. А что тебе нравится, что нужно, что у тебя в голове сидит, ничего для меня не значит.
– Я…
Сказать мне было нечего.
– Так что с ребенком… после того, я имею в виду? – спросил Леопард.
– Я не отнесла его к его тетке. Омолузу чуют кровь по крови и, стоит кому-то приказать пустить ее, налетят на любое семейство. Я отнесла его к слепой женщине в Миту, кто когда-то была верна старым богам. Невидящая, она не узнала бы, кто был этот ребенок, и не пыталась бы выяснить. У нее был младенец, так что она могла и грудью кормить, и мальчик пробыл у нее год.
– Когда-то была верна?
– Она продала его на невольничьем рынке в Пурпурном Городе, около озера Аббар. Младенец кучу денег стоил за пределами Конгора, особенно мужского пола. Она рассказала мне это, когда я стала ей горло резать вот этим пальцем.
– До чего ж мудро ты людей выбираешь!
Даже стоя в другом конце комнаты, я догадался: Нсака Не Вампи, вздохнув, закатила глаза. Я не смотрел, но – знал.
– По следу ребенка я пришла к торговцу благовониями и серебром, который собирался увезти его на восток. У меня на это целая луна ушла, и было слишком поздно. Торговец припозднился с серебром, и купцы в Миту послали за ним с другим караваном наемников. Знаете, где те его нашли? На границе Миту. Прежде всего они обнаружили тучи мух и вонь смерти. Кто-то выпотрошил караван и убил всех до единого. Не тронули ни виверру, ни серебро, ни мирро. Мальчика так и не нашли: его забрали.
– Король? – спросил я.
– Король предал бы его смерти.
– Стало быть, он пропал? Почему бы не дать ему пропасть?
– Ты предпочел бы, чтоб ребенок бродяжничал с убийцами? – Голос подала старуха.
– В компании ведьм ребенок жил бы да поживал куда лучше, – отозвался я. – Какой прок убийцам от мальчика?
– Они сыщут прок.
Я вспомнил, что сказал подаватель фиников Барышнику в башне женщины-молнии. Кивнул Леопарду, но не был уверен, что тот уловил, о чем они не говорят.
Не знал, что делать: сесть, стоять или уйти.
– Маленький мальчик выжил после набега крышеходцев только затем, чтобы быть проданным в рабство, где его похитили… Кто, ведьмаки? Бесы? Общество мальчиколюбивых духов взялось за ребенка с утра пораньше? Что дальше будет, может, Нинки Нанка, болотный дракон, почует их, когда они по бушу пробираться станут, и всех их сожрет?
– Ты не веришь в такие существа? – заговорила Бунши. – Вопреки всему, что ты видел, что слышал, с чем сражался? Вопреки животному рядом с тобой?
– Нет нужды верить в злобных существ, когда люди со своих собственных жен кожу дерут.
Я повернулся, посмотрел на Леопарда, что все еще упивался этой сказкой, и сказал:
– Я не верю в верование.
– Зато ты точно веришь в то, что говоришь умно. Хорошо. Я плачу тебе не за верование. Я плачу тебе за твой нюх. Принеси мне ребенка обратно или доказательство, что он мертв.
– А когда мы найдем его, что тогда? Ты просишь нас пойти против Короля?
– Я плачу тебе за то, чтобы разоблачить Короля.
– Докажи, что Король стоит за каким-то убийством.
– В истории о Короле больше того, о чем ты знаешь. И ты если б знал, то снести не смог бы.
– А то!
– Она платит тебе не за то, чтоб ты вопросы задавал или думал. Она тебе платит, чтоб ты вынюхивал, – вступила в разговор Нсака Не Вампи.
– Откуда вам известно, что ребенка не убили?
И Нсака Не Вампи, и Бунши смотрели на меня.
– Мы знаем, – произнесла Бунши.
Я едва не брякнул, что тоже знаю, но посмотрел на Леопарда. Тот глянул на меня и кивнул.
Дверь внизу открылась и закрылась. Я подумал, что это малец, только запах был не его. Нсака Не Вампи подошла к дверному проему и выглянула. Потом сказала:
