– Ты думаешь, именно это ужасно? – все так же весело и невозмутимо поинтересовался Стакад. – Правильно, я тебя не беру, потому что тебе там не место. Твое дело сейчас оставаться во дворце и следить за приготовлениями к свадьбе. Впрочем, могу тебя утешить: охота вряд ли будет интересной. Это не развлечение, просто твой дядя должен добыть волчью шкуру в подарок своей невесте – таков обычай у чужан. Конечно, весна – не лучшее время для волчьей охоты, волчьи семьи кочуют по лесу, а нам сейчас туда ходу нет – грязь непролазная. Но что поделать! Мне донесли, что в одной из деревень волчья стая обнаглела настолько, что хватает собак прямо во дворах, а то и роет подкопы в овчарню и режет скотину. Надо спешить, пока стая не разбилась на пары. Мы попробуем взять их на падали, выкопаем волчьи ямы. Словом, это будет скучная работа, а не развлечение. Я с радостью остался бы дома – для моей спины так было бы гораздо лучше, но я должен выказать рвение, чтобы уважить будущую невестку и ее брата.
– Ах, эта свадьба! – вздохнул Рагнахар. – Она так необходима? Неужели дяде Хильдебранду так нравится эта варварка?
– Дяде Хильдебранду нравятся копья и боевые топоры воинов ее брата. – В голосе Стакада вновь зазвенела сталь. – Он предпочитает видеть это оружие мирно висящим на стенах пиршественного зала, а не обращенным против нас. Ты что, совсем уже разучился думать? Мы заключаем важнейший военный и торговый союз, а ты не желаешь видеть дальше собственного носа.
– Торговый союз с дивами? Чем они могут торговать? Камнями? Своими уродливыми женами?
– Перевалами, – спокойно ответил Стакад.
– Чем?
– Через горные перевалы, известные только чужанам, можно попасть в долины, где лежат богатые торговые города. Те места сами чужане называют «Ларчиком» и «Сундуком с драгоценностями». Если бы ты отбросил глупое чванство и почаще беседовал со своими будущими родичами или, по крайней мере, смотрел карты в библиотеке, ты не задавал бы таких глупых вопросов.
– Отец, ты, наверное, прав, но… Ты учишь меня, что король должен прислушиваться к тому, что говорят во дворце и на улицах, и я прислушиваюсь. А над нами смеются, отец. Люди говорят, что варварка научит Хильдебранда переворачиваться в волка и вечерами выть на луну, это-де единственное, что она умеет.
– Вот как? И кто же говорит такое?
– Я, право, не помню… многие…
– А мне сдается, что ты отлично помнишь. Ну, кто сказал эти слова? Это может оказаться важнее, чем ты думаешь.
– Я, кажется, припоминаю, – неохотно произнес Рагнахар. – Наверное, это был Лиллий.
– Лиллий, посол Сюдмарка?
– Да, он. Но, право, это была лишь дружеская шутка за кубком вина, не больше.
– Да, он шутник, этот Лиллий. Он тебе нравится?
– Отец! Я надеюсь, ты не подумал…
– О чем это ты? – изумленно спросил Стакад. – Я вижу, что этот человек, будучи уже средних лет, много времени проводит с вами, молодежью, что ты даришь его своим доверием и он оказывает доверие тебе. Я вижу, что этот человек учен, красноречив, храбр, хорошо владеет мечом. Я думаю, что он выбрал тебя своим другом, а ты пытаешься научиться у него уму-разуму, ведь глупца не отправят в качестве посла в другую страну. Если бы он был твоих лет, вы могли бы стать побратимами, но, коль скоро он старше, он может быть твоим учителем. Что еще, скажи на милость, я могу подумать?
– Ничего, – быстро отвечает Рагнахар. – Просто Лиллий рассказывал, что на Южных островах некоторые мужчины… они… Они иногда… Но поверь мне, он сам говорил об этом с отвращением, он полагает, что такие существа не достойны зваться мужчинами, должны быть прокляты людьми и изгнаны из любого города, чьи правители желают сохранить здоровые и богобоязненные нравы в своем народе.
На этом пылкая речь Рагнахара была прервана: Стакад громко расхохотался.
– Ах вот ты о чем! Что за ерунда! Разумеется, на далеких островах могут быть в ходу самые разные обычаи. Наверное, жаркий климат, отсутствие одежды и ароматы южных цветов так разжигают похоть, что мужчина просто не смотрит, кто перед ним: женщина, животное или другой мужчина. Я не склонен их ни осуждать, ни оправдывать: раз таков их обычай, значит, это представляется им правильным и законным. Но при чем тут дружба между двумя равными или уважение ученика к учителю? Ведь даже если мы и считаем правильным и достойным любить женщин, то далеко не с каждой женщиной совокупляемся, оставшись наедине. Пожалуй, я слишком поспешно призвал тебя почаще посещать библиотеку – лишние знания чрезмерно распаляют твое юношеское воображение. Но оставим эти глупости: я так и не получил ответа на свой вопрос. Тебе нравится Лиллий?
– Конечно, отец. Ты сам признаешь, что он умен, образован и храбр. К этому я могу добавить, что он еще и удивительно добрый, щедрый и сердечный человек. Он всегда мягок, весел и приветлив и при этом муж по-настоящему доблестный, честный, жесточайший враг всякой несправедливости. Ты бы слышал рассказы о доблести его предков – патрициев Сюдмарка! И при этом он вовсе не чванлив: только вчера, перед обедом, пока повара накрывали на стол, мы, развлекаясь, бегали вокруг стола и кидались салфетками, и он веселился с нами как мальчишка. Кстати, салфетками нас научил пользоваться именно он, и ты, помнится, был очень рад этому.
– Да, припоминаю. Так он действительно весельчак, этот Лиллий. И какие же его шутки тебе запомнились?
– Ты так спрашиваешь, что… Лучше я передам тебе его серьезные слова, которые меня глубоко взволновали.
– Да, очень интересно.
– Он говорил, что человека можно узнать, если рассмотреть, чему он поклоняется и как он это делает. Он говорил, что мы поклоняемся великому множеству богов и оттого наш ум разбросан, обуреваем противоречивыми желаниями и не способен постичь единую истину. Он говорит, что мы совершаем многие обряды тайно, среди ночи, будто стыдимся чего-то, и это также говорит о том, что мы сами не доверяем избранным нами богам.
– А то, что твой отец молится нашей родовой богине в одиночестве и в укромном месте, говорит о том, что он стыдится своей покровительницы?
– Ну что ты! Ничего подобного Лиллий, разумеется, не говорил.
– Но все присутствующие, обладающие хоть крупицей разума, смогли сделать соответствующие выводы?
– Отец!
– Не торопись, сын. Я еще не сказал ни одного слова в упрек Лиллию. Он вправе иметь какое угодно мнение относительно нашей религии. Я приглашал его сюда не для того, чтобы он пел хвалу нашим богам. Я вообще не склонен осуждать людей за мнения, если они не ведут к дурным и зловредным поступкам. Но скажи-ка мне лучше, что думает Лиллий о наших волшебниках, поклоняющихся Солнцу?
– Он говорит, что вера в единое Солнце лучше веры во множество соперничающих богов, хотя и недостаточно совершенна. Он говорит, что обряды поклонения Солнцу очень красивы, совершаются при свете дня и с достаточной торжественностью, а потому оказывают хорошее влияние на простой народ, склоняя его к добру и честности. Но при этом он добавляет, что Солнце не разумно, а божество должно обладать всеми мыслимыми достоинствами. Поэтому совершенный бог должен быть подобен совершенному человеку.
