– Как это о какой? Знамо дело, о какой. У графа из Дождевого Камня какая семья? Жена да двое дочерей-красавиц: родная и приемная – его жены двоюродная племянница вроде бы. Кто на родной женится – весь замок получит, кто на приемной – тоже внакладе не останется. Они, правда, богаче нас, в прошлые времена Вальдибер на наших мальчиков и не поглядел бы, ну да теперь времена такие – благородным людям с границы надо вместе быть.
– Вы думаете, они за этим и приедут? – осторожно спросила Радка, садясь на ту же скамейку, с которой только что поднялся Карстен.
– А зачем еще? И то сказать, чем наши мальчики – не славные женихи? А ведь им несладко пришлось: сколько раз думала, чем их накормить, как одеть. Матушка-то их покойная еще с самых родов слабого здоровья стала. А батюшка большой ходок был. Ни одной служанки молоденькой не пропускал. Госпожа графиня уж их, бывало, возле своей спальни укладывала, чтоб посохраннее. Да только это не помогло. Он, наоборот, решил, что это она ему такое приглашение делает. Так что ей оттого еще горше пришлось.
– Бедные девушки! – вздохнула Радка.
– А что девушки?! Их, небось, в замок никто силком не тянул. Да и господин наш с любой женщиной одинаково обходителен был – уж этого от него не отнимешь. Ни одну не приневолил – уж это я тебе точно скажу. Правда, конечно, если они на что рассчитывали, – ну что он им землю подарит или драгоценности какие, – так такого тоже не бывало никогда. И поделом: нечего жадничать. Так уж спокон веку повелось: если в замке молодой господин или хоть средних лет, да еще в силе, перед ним служанки хвостом метут. И каждая в графини метит. Только такого не бывает никогда. На одной перине чтоб лежать – бывает, иногда и подарит чем, если уж совсем очумел. А чтоб жениться благородному на своей холопке – это только в сказках про иноземных принцев случается. Поняла?
– Поняла, поняла, – закивала Радка. – Только зачем вы мне про это говорите, в ум не возьму. Я и сказок-то таких не слыхала.
Глава 5
Сайнему никогда прежде не приходилось пользоваться той силой, что оставила ему в наследство Десси. Но когда стервец Кали ткнул в ведьму пальцем и чуть было не произнес заветное слово «шеламка», Сайнем, видя, что никак не успевает ни добежать, ни ударить, ни просто заткнуть рот, сделал резкий жест, будто сдавил горло парня локтем, и мгновенно вокруг шеи колдуна и в самом деле нарисовалась жирная огненная удавка – даже магического зрения не нужно было, чтобы ее увидеть.
Кали, схватившись за горло, захрипел, но все же на ногах устоял и бросился вон из дома, пробежав прямо сквозь Человека из Шмелей. Шмели вновь взмыли в потолку, собрались в рой и устремились в погоню за беглецом.
В горнице наступила тишина. На волшебника никто не взглянул, и Сайнем с облегчением понял, что и последнюю магическую выходку все приписали Лихому.
Наконец отец невесты поднялся из-за стола и сделал приглашающий жест в сторону старого колдуна.
– Ты уж прости, дед, что мы тебя решили немного попытать, – сказал он как ни в чем не бывало. – Сам знаешь, свадьба без шуток да без затей не ладится. Садись уж за стол, не побрезгуй нашим хлебом-солью. Дарин, дочка, налей-ка гостю пива.
Колдун, не говоря ни слова, сделал несколько шагов вперед и рухнул на скамью. Похоже, все случившееся напугало его не меньше, чем других гостей. Однако виду он не подал и, облокотившись на столешницу, так и жег соседей суровым взглядом.
Служаночка, до того прятавшаяся за спиной Сайнема, бросилась исполнять отцовское приказание, а волшебник, сам изумленный тем, что только что сотворил, обернулся было к Десси и увидел, что ее нет в сенях. И это ему очень не понравилось.
Конечно, Десси могла и подняться наверх, в их светлицу, вот только Сайнем подозревал, что не будет она этого делать, слишком уж это было просто: враг, гонимый шмелями, убежал и растворился в ночи, а счастливые победители отправились на боковую. Не на таких напали.
Поэтому Сайнем вышел на крыльцо. Во дворе у колодца прямо в полурастявшем снежном сугробе стоял на коленях молодой колдун и жадно пил из ведра. В промежутках между глотками он то ли судорожно вздыхал, то ли всхлипывал. Шмели, мгновенно схваченные вечерним холодком, лежали на земле, а через двор прямо по ковру из умирающих шмелей шла Десси.
Услыхав ее шаги, молодой колдун явственно лязгнул зубами и отшатнулся назад.
– Кали! – тихо позвала женщина. – Кали, что ты бежишь за мной? Зачем тебе моя сила? У тебя же есть своя.
– Затем, что я все равно не отступлюсь, раз через нее такие муки принял! – хрипло выкрикнул колдун. – Сперва дед силу не давал, столько лет в черном теле держал, теперь еще ты измываешься. Лучше убей меня сейчас, потому что я тебя не оставлю.
Десси ничего не ответила, но и не остановилась.
Кали отполз еще немного, но сбежать не пытался, – будто ему важнее было сейчас выиграть немного времени и договорить все, что он копил в душе, сидя в темнице Сломанного Клыка, чем сбежать от приближающейся шеламки.
– Мне дед все рассказал, – продолжал Кали все так же хрипло и зло. – Это ему должна была сила отойти от твоего полюбовника. Ему сам Хозяин Леса пообещал. Дед за это взялся на Сломанный Клык порчу навести, а Хозяин Леса за это твоего дружка под копье подвел. Если б не ты, сила бы все равно мне досталась. Я свое пришел требовать. А ты мне сначала лицо изуродовала, а потом велела в темницу бросить. Думаешь, я уступлю тебе?
Сайнему больше всего хотелось сбежать с крыльца и разобраться с этом колдуном-недоноском самым простым, вовсе не магическим способом. И все же он медлил: не знал, что на уме у Десси. А она сказала тихо и мягко:
– Сколько же я тебе зла причинила, Кали. Почему же ты сразу ко мне не пришел? Иди сюда, не бойся, я все поправлю.
Кали снова то ли взвизгнул, то ли всхлипнул, но остался на месте.
Десси, подойдя, осторожно коснулась его плеча, заставила подняться на ноги.
Сайнем вновь глянул магическим зрением и вновь не поверил своим глазам. Ему казалось, сегодня уже никому и ничем его не удивить, но он как всегда ошибался. У парня от страха душа ушла в пятки – в самом прямом смысле слова: вся та темная, гневная, грозовая сила, что владела им прежде, теперь схлынула, спустилась к ногам и едва мерцала над самой землей. Зато Десси… Нет, назвать это «Десси»
Сайнем уже не мог, как бы ему того ни хотелось. Она была рекой, потоком густого золотого света, который тек в нее отовсюду и исходил из нее, заполняя собой весь двор. Под ее ногами таял снег, а деревья отклонялись в стороны, как от ветра.
Десси провела ладонями по шее Кали, убирая боль, оставленную удавкой Сайнема, потом одним движением пальца стерла шрам, уродующий щеку парня, потом на миг прильнула к нему всем телом, обняла за шею и сделала пальцами быстрое, едва уловимое движение, будто завязывала узелок на нити.
– Вот так, – сказала она удовлетворенно, отстранившись и разглядывая свою работу. – Так, я думаю, будет правильно.
