– Похоже, мы пока ни на шаг не продвинулись в расследовании.
Я вздохнула:
– Во время уборки в спальне вашей сводной сестры я тоже не нашла ничего полезного.
– Вы обыскивали спальню Риченды? – В голосе мистера Бертрама прозвучало неодобрение, смешанное с веселым изумлением.
– Я там убиралась, сэр, а спальня, поверьте, отчаянно нуждалась в уборке. Но вот что я узнала. У мисс Риченды опять случился приступ сомнамбулизма, а, как я слышала, такое происходит с некоторыми людьми в стрессовых ситуациях.
Мистер Бертрам молча кивнул.
– Боюсь, о местонахождении мистера Холдсуорта в интересующее нас время мне тоже нечего сказать, – продолжала я. – Известно только, что он был в холле и открывал дверь мисс Риченде вскоре после убийства.
– Библиотека совсем рядом с холлом, – заметил мистер Бертрам.
– Да, но… Я, конечно, мало что знаю об убийцах, но вряд ли человек, только что лишивший жизни ближнего своего, способен хладнокровно вернуться к исполнению служебных обязанностей…
– А если этот человек – очень хороший актер или у него был очень серьезный повод для убийства?
– Я уверена, что ни то ни другое к мистеру Холдсуорту не относится. – Мне ужасно хотелось расспросить мистера Бертрама, что он думает о членах семьи, но я уже начинала понимать: мое дело маленькое – добывать информацию. Более подходящее обозначение для этого занятия – «шпионить» – я постаралась выкинуть из головы.
– Спасибо, Эфимия. Прошу вас и дальше внимательно следить за всем, что происходит в доме. В данный момент у нас слишком много подозреваемых.
Я все же осмелилась задать вопрос:
– А у вас есть какие-нибудь мысли по этому поводу?
– Сейчас у меня только одна важная мысль, – сказал мистер Бертрам, поднимаясь из-за стола. – Вам пора бежать на почту, иначе она закроется. Я пойду прямиком в поместье, чтобы никому не показалось странным, что мы откуда-то вернулись один за другим.
У меня не было никакого желания провести в этом баре хоть одну минуту в одиночестве, поэтому я выскочила следом за ним. Почта нашлась совсем неподалеку от постоялого двора. И она была закрыта. У входа стоял почтовый ящик, но у меня не было марки. Я потопталась в нерешительности. Можно было, конечно, бросить конверт в щель и без марки, чтобы почтовые расходы оплатила матушка, но, учитывая ее финансовое положение, я не считала себя вправе так поступить. Я не сомневалась, что она обрадуется, получив от меня весточку, однако платить за эту радость не станет. В общем, я засунула конверт обратно в карман плаща.
Прогулка по полям оказалась приятной, к тому же путь, как я и предполагала, занял гораздо меньше времени. Грязь, прихваченная морозом, отвердела, и у меня на ботинках только серебрился иней, когда я шагала по замерзшим полям. Вдыхая студеный воздух, я снова чувствовала себя свободной и счастливой. Пока господское семейство в полном составе сидит в доме, я буду получать удовольствие от таких вот недолгих отлучек.
Вскоре я вышла на трехколейку, ведущую к Стэплфорд-Холлу. Сумерки сгущались, и деревья подступали ко мне с двух сторон, как грозные часовые. Бо́льшую часть своей жизни я провела рядом с кладбищами, и хотя отец старался оградить семью от скорбной стороны своей службы, ему это плохо удавалось. Мать обожала ходить в гости, но терпеть не могла поминки, поэтому помогала отцу в таких делах только я. Может, не стоило бы об этом упоминать, но в последнее время я часто посещала тяжелобольных в нашем приходе, и матушка страшно переживала – боялась, что я заражу малыша Джо. Так или иначе, я позволила себе это краткое отступление лишь в доказательство того, что от природы не наделена буйным воображением: мне, в отличие от младшего брата, никогда не мерещились привидения, и предчувствий у меня не бывало, даже перед смертью отца. Однако, шагая по трехколейке, я ощущала все нараставшее беспокойство, мне не хотелось возвращаться в дом, и вечерняя темнота, сгущавшаяся вокруг, лишь усиливала странное чувство. Если бы мне было куда бежать, честное слово, я наверняка бы сбежала.
Но бежать было некуда, так что я все-таки вошла в особняк через крыльцо для прислуги.
На кухне за столом сидел незнакомый констебль, не сводя взгляда с дверного проема, порог которого я вот-вот должна была переступить. Вид у полицейского был сосредоточенный, как у кота, подстерегающего мышь.
Едва я вошла на кухню, он вскочил:
– Эфимия Сент-Джон?
– Да…
– Вы пойдете со мной. – Констебль в два прыжка пересек помещение и грубо схватил меня за локоть. – Не вздумайте упираться!
– Ой! Отпустите! Мне больно!
– Ничего, потерпишь. От меня не удерешь!
– Но я не собираюсь удирать! Это какое-то недоразумение!
Констебль уже тащил меня вверх по лестнице, не слушая моих восклицаний. Собственно, он вообще как будто не обращал на меня внимания – только еще крепче сжал локоть. Я со своей стороны успела его хорошенько рассмотреть и могу сказать, что ему не помешало бы заняться личной гигиеной. Особенно неприятными мне показались рыжие волосы в ушах.
– Я поймал ее, господин начальник! – заорал констебль, когда мы вывалились в главный холл. – Поймал девчонку! – И остановился, ожидая поздравлений.
– Вы с такой гордостью об этом заявили, будто гонялись за бандой разбойников по полям и победили всех до единого. А между тем вы лишь протащили по ступенькам беспомощную девушку, – заметила я.
Он по-прежнему меня игнорировал.
Тут в холл ворвался мистер Ричард, и от него ни на шаг не отставала миссис Уилсон. Ее лицо подозрительно кривилось – по-моему, это была улыбка. Я начала испытывать тревогу.
– Где ты была, девчонка? – рявкнул мистер Ричард.
– В деревне, сэр.
– Врет как по писаному! – выпалила миссис Уилсон.
– Кто дал тебе разрешение? – грозно спросил мистер Ричард.
– Миссис Дейтон.
– Зачем?
– Ей нужен был изюм, – тихо сказала я; это поручение совсем вылетело у меня из головы.
– И где же изюм? – осведомилась миссис Уилсон.
– Я про него забыла…
– Что за чушь! Не ходила ты ни в какую деревню!
– Ходила! – возразила я.
– А почему у тебя ботинки чистые? – влез констебль.
– Потому что на улице мороз. Извольте отпустить мой локоть – я не вижу необходимости бежать.
– Выверни карманы, – потребовал мистер Ричард уже более спокойным тоном.
Я озадаченно повиновалась. Мое письмо матери никого не заинтересовало, но мистер Ричард сразу схватил полсоверена и помахал монетой у меня перед носом.
– Это из кошелька моего отца! – У него на шее снова набухла вена.
– Да, мне дал ее лорд Стэплфорд.
