– Я ее не спас. Я ее не спас. Я ее не спас.
Сару.
Джеймс подтянулся к водительской дверце «тойоты» и сжал нос. Боль полоснула между глаз. Нос хотя и ломило, но он скорее всего не был сломан. Но даже если и был, это последнее, о чем ему следовало в эту минуту беспокоиться. Наклонившись, чтобы кровь не затекала в горло, он не сводил с Роя глаз.
– Я… – Внезапно смутившись, тот поднял голову. – Прости.
– Все в порядке. – Джеймс, наверное, в сотый раз за день сплюнул кровь изо рта.
– Поверь, мне очень стыдно.
– Кретин! – бросила Эль из-за спины мужа, шурша по земле коленями и откидывая назад волосы.
– Проехали, – произнес Джеймс. – Пусть останется на его совести.
– Если он еще тебя ударит, я его кастрирую.
– Верю.
Рой стукнул кулаком в дверцу. От звука удара кости об алюминий Джеймс вздрогнул. Плечи Роя поникли, он осел на землю и, сверкая глазами, снова и снова колотил машину. Последним ударом разбил костяшки пальцев и оставил на желтом кузове маслянистый красный отпечаток. Закричал, но не от боли – долгим воплем надрывающей горло ярости.
Эль закрыла лицо руками.
Джеймс стиснул пальцами нос, и ноздри, сходясь вместе, дважды щелкнули наподобие компьютерной мыши. Он не сердился на Роя. Должен был – ведь тот мог вытолкнуть его в зону прицела снайпера или надолго вырубить, – но не сердился. Нисколько. Джеймс Эверсман вообще не сердился на людей. Он их жалел, он им сочувствовал, даже если их боль, вырываясь наружу, крушила ему челюсть. Много лет назад Джеймс уяснил простую истину: люди обижают других, если обижены сами, и отвечать обидой на обиду не следует. Он стыдился своей чувствительности, поскольку считал ее личной слабостью. Но Эль, однажды подвыпив, прошептала ему в ухо по дороге домой, когда они входили в железные ворота под янтарным фонарем, что это его секретная сила и за нее она его полюбила.
– Рой! – позвал он. Тот, глядя в дверцу автомобиля, шмыгнул носом. Джеймс дотронулся до его плеча. – Рой, послушай меня.
– Сара истекала кровью, и я ей не помог.
– Рой!
– Позволил ей умереть.
– Рой, заткнись! Вини во всем меня.
– Что? – Рой ошарашенно моргнул.
– Это я тебе сказал не высовываться. – Джеймс проглотил набравшуюся в рот, отдающую металлическим привкусом кровь. – А ей велел не шевелиться. Вина на мне. Я виноват, и поэтому твою невесту убили. Я, а не ты.
Повисло неловкое молчание. Джеймс сам не понимал, искренне говорит он или нет.
Наконец Рой пожал плечами:
– Можно считать, что мы все уже мертвы. Когда вернется джип и подцепит вашу машину, откроется сезон охоты на нас. Так что – какая разница?
– Разница в том… – Джеймс усмехнулся. – Я думаю, у Глена Флойда есть оружие.
Эль от неожиданности вскрикнула.
– Я понял это по его походке, – пояснил он. – Заметил, как топорщилась одежда на бедре.
– Точно? – Лицо Роя совсем не изменилось.
– Нет. Интуиция.
– Тогда откуда ты знаешь?
– Говорю же, интуиция.
– Лет в шестнадцать я была в походе, которым руководили парк-рейнджеры. – В голосе Эль прозвучала надежда. – Так вот, по-моему, они были при оружии.
– Нужно забрать у Глена пистолет, – продолжил Джеймс. – И когда тот псих вернется за нашей машиной, устроим ему самый большой в жизни сюрприз. Завладеем его внедорожником и выберемся из этого места. Тогда ничто нас не остановит.
– А если у него нет пистолета? – прищурился Рой.
– Хуже, чем сейчас, не будет.
– Только есть одна проблема. – Эль откинула голову и посмотрела на скрюченное тело Глена. Тот лежал на дороге там, где в него угодила роковая пуля. – Он все равно что на Луне.
– Вспомни про секунду, – улыбнулся муж.
– Что?
– Про ту секунду, о которой мы узнали, когда он разбил твой фотоаппарат. Мысль стрелка должна опережать нас на секунду. Плюс время, когда он обнаружит цель и возьмет на мушку. Таким образом… у нас в запасе целых две секунды.
– Две секунды, – разочарованно протянула Эль.
– Старый аппарат у тебя остался?
Она взяла его с заднего сиденья и принялась разрывать пузырчатую упаковку.
– Только учти, у «Сони» совсем небольшое увеличение.
– Он этого не знает. – Джеймс показал на противоположную сторону долины. – Поставим под бампером, как ты сделала в прошлый раз.
– Он его опять расстреляет.
– Да. Но это будет означать, что он станет метить в аппарат. – Джеймс покосился на Глена. – Это даст нам первую секунду. Через долю секунды после того, как камера разлетится, я брошусь к телу.
– Как быстро ты до него доберешься?
– За полторы секунды.
Эль поморщилась.
– Две секунды, – продолжил муж. – Отлично. Пока укладываемся.
– К этому времени он уже, вероятно, будет в тебя целить и давить на курок.
– Не исключено. – Репетируя движение, Джеймс открыл и закрыл ладонь. – Еще секунда, чтобы распахнуть куртку, расстегнуть кобуру и забрать пистолет.
– Он тебя убьет.
– Больше секунды у трупа я не задержусь. Если он в меня выстрелит, то промахнется.
– Хорошо. – Рой подался вперед, как футболист во время совещания на поле, и заговорил неожиданно четко и сосредоточенно, словно уже раньше занимался чем-то подобным. – А если потребуется больше секунды, чтобы вытащить пистолет? Или снайпер просечет, что твоя цель – тело старика, и выстрелит до того, как ты там окажешься?
– У него… – Джеймс проглотил застрявший в горле ком. Он прекрасно понимал, что это самый большой пробел в его плане, – у него будет очень мало времени, чтобы спрогнозировать мои действия.
– А если все-таки сумеет?
– Возвращение займет еще две секунды. – Джеймс не позволял себе критически оценить свою сумасшедшую затею, потому что это только бы выявило в ней новые недостатки. – Я брошусь в сторону багажника, но на половине пути, чтобы сбить его с толку, изменю направление и таким образом заработаю последнюю секунду. Пять секунд и четыре изменения направления.
– Эш бежала зигзагом, – буркнул Рой. – Однако он ее достал.
– Допускаю, что он хороший стрелок. Но не идеальный.
– Как и твоя глуповатая идея.
– Математический расчет! Теоретически задача выполнима. Можешь сомневаться в моем таланте бегуна, можешь не верить, что я способен хорошо петлять. Однако ты должен согласиться, когда я говорю, что один прибавить один, прибавить один, прибавить один равно четыре.
