Так как оба лейтенанта перевыполнили норму почти одновременно, победителя установить не удалось. Тогда они заключили новое пари, и на этот раз планка была поднята до 150 человек. В обоих случаях речь шла о бессудных казнях. С точки зрения японских властей, журналистов и обывателей, ничего незаконного в них не было.
Седьмого августа 1937 года, использовав в качестве предлога для нападения инцидент в районе моста Лутоуцяо близ Пекина, Япония начала войну против Китая, рассчитывая в короткие сроки захватить все важнейшие районы страны и принудить ее к капитуляции, — этакий «блицкриг» по-японски. В Китае эта стратегия сработала. Тем более что японские войска не разбирали, где китайская армия, а где гражданское население. Шестого августа Министерство армии уведомило войска в Шанхае о том, что международные договоры об обращении с военнопленными в отношении китайцев можно считать недействительными, и приказало вообще не называть китайцев военнопленными.
Накануне взятия Нанкина, тогдашней столицы Китая, был издан приказ за подписью дяди императора Хирохито принца Ясухико Асаки, командовавшего Шанхайской экспедиционной армией. Это был приказ об убийстве пленных. Ряд историков теперь утверждают, что приказ был издан адъютантом принца, подделавшим подпись Асаки, но вряд ли такое было возможно, учитывая преклонение японцев перед субординацией и дисциплиной.
Как только 13 декабря 1937 года японские войска вошли в Нанкин, начались облавы на китайских солдат, переодетых в гражданское. Под подозрение попали все мужчины призывного возраста, у которых были обнаружены потертости от ранцев на плечах или синяки в области ключиц. Кроме того, японцы хватали всех с мозолями на ногах, шрамами на лице, прямой осанкой или «смотревших дерзко».
Прочесывания происходили и в международной «зоне безопасности», пойманных расстреляли из пулемета на берегу Янцзы.
Наиболее массовое убийство, известное как «бойня у соломенной протоки», пришлось на 18 декабря. На протяжении трех часов японцы привязывали китайских пленных друг к другу веревками, разделив на четыре колонны, после чего каждую колонну расстреливали из пулеметов. Раненых впоследствии добили штыками, а трупы сбросили в Янцзы. По усредненным оценкам, этот эпизод унес жизни 57 тысяч человек.
Потом, уже на процессе, японские военные оправдывались тем, что речь шла о «переодетых солдатах». Но это была откровенная ложь, потому что убивали и женщин, и детей, и стариков.
Японские военные врывались в дома и насиловали обнаруженных там женщин вне зависимости от возраста. При малейших попытках сопротивления жертв закалывали штыками. Описаны случаи, когда сыновей заставляли насиловать матерей, а отцов — дочерей. Сохранились фотографии убитых детей, свидетельства изощренного надругательстве над трупами.
На Токийском процессе общее количество изнасилованных оценили в 20 тысяч человек. Насиловали также женщин, укрывшихся в «зоне безопасности», которой управлял немецкий комендант Ион Рабе (последний обладал иммунитетом как представитель союзной Германии и член нацистской партии). Пьяные японские солдаты беспрепятственно врывались в зону в любое время и уводили с собой молодых девушек. Международный комитет подал 450 жалоб на действия военных, и эти жалобы больше напоминают описание разгула шайки серийных маньяков.
Количество зверств и преступлений в городе уменьшилось лишь феврале 1938 года, после начала работы китайского коллаборационистского правительства. Принца Асаку и командующего Центральным фронтом генерала Иванэ Мацуи отозвали в Японию, а «зону безопасности» ликвидировали.
Восемь лет спустя правительство Чан Кашли учредило Нанкинский трибунал по военным преступлениям; к смертной казни были приговорены генерал Хисао Тани, капитан Гункити Танака, оба участника «соревнований» по убийству китайцев мечом.
Генерала Ивана Мацуи, командовавшего японскими войсками, судил уже Токийский трибунал. Генерал всячески пытался избежать личной ответственности, постоянно менял показания, но стал одним из семи приговоренных к смертной казни и был повешен во дворе тюрьмы.
По словам Мацуи, который руководил операцией по захвату Шанхая и Нанкина, он ничего или почти ничего не знал о кровавых событиях в Нанкине и о преступном поведении японских войск. Картина просто идиллическая!
АРХИВ ТОКИЙСКОГО ТРИБУНАЛА
Во время военной службы я находился в Северном и Южном Китае около двенадцати лет. За весь этот период я делал все возможное, чтобы добиться сотрудничества между Японией и Китаем… Я всегда твердо верил, что борьба между Японией и Китаем была ссорой между двумя братьями в так называемом «доме Азии» и что Япония неизбежно должна была применить силу, спасая японских резидентов в Китае и защищая наши права. Это было не чем иным, как изгнанием младшего непослушного брата старшим братом после того, как он долго терпел его присутствие.
Это действие имело целью заставить Китай одуматься, оно было продиктовано не ненавистью, а любовью… Поэтому я и требовал от своих офицеров, чтобы они разъяснили каждому солдату действительное назначение нашей экспедиции. Мои инструкции сводились к следующему: борьба в районе Шанхая имеет своей целью лишь покорение китайских войск, выступающих против нас. Что же касается китайских чиновников и народа, то они должны быть успокоены и защищены по мере возможности…
После отчаянных боев в течение более двух месяцев экспедиционная армия получила возможность вытеснить китайскую армию из окрестностей Шанхая и к началу ноября захватить город, обеспечив безопасность японских резидентов.
Во время боев мое особое внимание привлекли антияпонские настроения китайского населения Шанхая, которые были очень ярко выражены.
Военная обстановка вынудила войска двинуться на Нанкин. С этой целью 5 ноября 1937 года шанхайские экспедиционные войска и 10-я армия были организованы во фронт в Центральном Китае. Я был назначен командующим этим фронтом… Учитывая мою многолетнюю идею привести Японию и Китай к сотрудничеству и расцвету, при захвате Нанкина я принял все возможные меры предосторожности, чтобы эта кампания не явилась причиной страданий всего китайского населения…
Несмотря на все мои меры предосторожности, во время захвата Нанкина, в обстановке полного смятения, могли найтись возбужденные солдаты и офицеры, которые совершали акты бесчинства. К моему большому сожалению, я позже услышал о таких проступках. Но во время захвата Нанкина я был болен и лежал в постели в Сычоу, в ста сорока километрах от города, и не знал, что вопреки моим приказам там творились такие бесчинства. Прибыв в Нанкин 17 декабря, я впервые услышал о таких инцидентах от командующего жандармерией и тотчас же отдал приказ, чтобы каждая часть расследовала такие случаи и наказала виновных.
Как всегда, Мацуи откровенно хотел переложить ответственность за творившиеся злодеяния на… китайцев, которые якобы с целью провокации сами бесчинствовали, дабы бросить тень на доблестное воинство Мацуи. «Поэтому было бы неправильным возлагать всю ответственность на японских офицеров и солдат», — заявил он без тени смущения.
