– Идём, Эварха, ты нужен, – выдохнул он безо всяких объяснений и кинулся обратно. Ловец припустил за ним, так и бросив в келье котомку.
Они миновали несколько внутренних двориков, погружённых в полную тьму и тишину. Луна ещё не взошла или же её в этом мире вовсе не было, а мириады звёзд, хоть и переливались над головой, точно парчовое покрывало, совсем не давали света. Трусцой пробежали по одному подвесному мосту, потом по другому – длиннее. Оказались у подножия узкой извилистой лестницы, круто взбегающей по почти отвесной скале. Отец Бенедикт, не жалея себя, полез вверх, ловец – за ним. Пожалуй, и к лучшему, что так темно, подумалось Эвархе, – а то глянешь вниз и полетишь со страху, аки камень, до самой земли. Отец Бенедикт засветил небольшой факел, которого, впрочем, хватало только на ступеньки под ногами. Внизу же плескался океан тьмы, в котором плавали тусклые и редкие огоньки.
Они поднялись очень высоко – здесь царил горный ветер, сильный и холодный, – но почти сразу нырнули в длинный крытый переход. Эвархе почудился впереди странный красноватый отблеск, словно от пожара. Потом – спуск, долго петляли по каменным пустынным коридорам, узким, как кишки. И всё ближе становился густой гул, всё сильнее – мелкая дрожь скал под ногами и странные негромкие удары, то почти затихавшие, то принимавшиеся частить. Коридор резко повернул, расширился и завершился невысокой аркой, откуда на ловца разом обрушились грохот, пыль, крики, запах гари и ощущение дикой, бушующей силы.
Череп в перстне внезапно пробудился и издал возмущённый визг – отец Бенедикт, к счастью, то ли не услышал, то ли не обратил внимания.
Там, за аркой, украшенной резными побегами вьюнка – символом распространяющегося учения Спасителя – открывалось пространство, всё заполненное красновато-золотистым заревом и белым дымом. В дыму ворочалось нечто тёмное, жуткое, извергающее потоки злой магии, обжигающие даже отсюда. Эварха попятился – это что, ему туда идти?! Нет, такого уговору не было!.. Отец Бенедикт остановился, схватил ловца за руку. Он и впрямь переменился: глаза ввалились, покраснели, по лбу размазаны копоть и кровь, руки дрожат. Но голос остался твёрдым, несмотря на одышку и явное волнение:
– Эварха… мой добрый ловец. Тебе оказана высокая честь – стать свидетелем великой нашей Трансформы. Это одно из таинств, открытых в пророчествах только нам, святой Церкви Игниса. Ты первый из мирян, кто допущен сюда, – это значит, что ты избран, на тебе великая милость Спасителя. Но важно сейчас не это… – он потёр лоб, подбирая нужные слова. – Сын мой, сегодняшняя ночь – особенная, когда выковывается величайший Меч Спасения. Нет на небе лун, нет в ветрах возмущений, стоит великая тишина, потребная для Таинства. Но… Трансформа идёт трудно. Двое братьев уже поплатились жизнью, возможно, погибнет кто-то ещё, и… и только ты сейчас можешь помочь. Мы предполагали это и потому попросили тебя сопровождать нас.
«И верно, что двойной гонорар просто так никто не платит», – грустно подумал ловец.
Из дымного пространства донёсся рёв, звон бьющегося стекла и чей-то вопль, полный боли. Отец Бенедикт вздрогнул и зачастил:
– Там – Древняя тварь, на которой твоя кровь. Через кровь мы сможем добраться до неё и направить процесс в нужное русло… пока, э-э… пока она не вырвалась на волю. Иначе будет поздно.
«Это я уже понял», – подумал ловец, чуя, как скалы трясутся, точно в лихорадке. Разъярённая Древняя богиня не то что живых людей, – гор в целости не оставит, пусть и растратит на это всю силу, и никакая магия Спасителя ей не указ.
Но двойной гонорар и впрямь так просто не даётся никому.
– Хорошо, святой отец, хорошо. Что сделать-то надо?..
Отец Бенедикт без лишних слов потащил его под арку, за которой открылось зрелище поистине невероятное.
Громадный круглый зал, увенчанный стеклянным куполом в мелком переплёте – тот самый, о котором ловец подумал, не оранжерея ли это. Нет, под куполом скрывался исполинских размеров заклинательный покой, устроенный ради одной цели, ради одного обряда. Ни обычных для таких помещений движущихся магических схем, ни рунных камней, ни алхимического уголка или рабочих столов. Пустое круглое пространство, которое занимала одна-единственная, сложнейшая магическая фигура. Ловец не шибко силён был в теории, но и то у него дух захватило.
Одним взглядом объять её было невозможно, как невозможно сказать, сколько же в точности у неё лучей. Всюду бежали цепочки рун и знаков, выбитые в камне; тянулись медные дуги и магистральные линии, пересекаемые сложными переплетениями дополнительных фигур; в опорных и поворотных точках мерцали начищенные медные плошки для свечей и ёмкости для магических ингредиентов; ёмкости, как положено, были наполнены и густо дымили, огоньки свечей расплывались в дыму красноватыми пятнами, рождая то самое тревожное зарево.
Да-а, с уважением подумал ловец, с такой фигурой горы можно свернуть – в самом буквальном смысле.
Однако сила, долженствующая по предписанному течь в пределах исполинского начертания, вместо этого металась и билась в стенах, словно пленённый зверь. А всё потому, что в центре зала, упираясь головой в свод, возвышалась Древняя богиня в самой грозной своей ипостаси: многорукая, многогрудая, в силах тяжких; полотнища дыма закручивались вокруг неё, точно призрачные одеяния, молнии срывались с пальцев и били во все стороны; чёрный лик с белыми глазами, с вывернутыми алыми губами, с заострёнными, подпиленными зубами, кого угодно заставил бы бежать, завывая от ужаса. Эварха, если б мог, точно побежал.
«Это что, я её поймал, что ли?! Этакую силищу! Ну дела…»
Однако смиренные слуги Спасителевы не бежали. В густом дыму, так же недвижно, как и богиня, похожие на фигурки в какой-то сложной игре, застыли монахи в очень светлых, почти белых сутанах, как у давешнего отшельника. Похоже, что каждый занимал одну из опорных точек фигуры. Монахи согласно совершали какие-то пассы, порой затягивали песнопения, а то вдруг смолкали, однако никак не могли обуздать разошедшуюся богиню. Эварха успел приметить два недвижно лежащих тела в светлых одеяниях, прежде чем бушующая в зале сила обрушилась на него, ослепила и остановила.
Эварха споткнулся, горло сдавило судорогой, – и тут исполинская голова под куполом повернулась, леденящий взгляд упёрся в ловца, толстые губы расползлись в жуткой усмешке узнавания. Отец Бенедикт едва успел отдёрнуть его в сторону – в то место, где ловец только что стоял, с оглушительным треском ударила молния.
– Бежим! – завопил Эварха и дёрнулся. Однако отец Бенедикт молча и решительно потащил его прямо в дым, ближе к богине и к монахам, знаком велев не наступать на линии. И, к удивлению ловца, богиня тут же потеряла его – закрутила головой, молнии забили во все стороны, с шипением отскакивая от исчерченного линиями пола.
Разъярившись, она скатала в ладонях плюющийся голубоватыми молниями шар и запустила его в купол – вниз полетели осколки, но купол даже не шелохнулся, огонь бессильно стёк по зачарованным переплётам вниз, не причинив никому вреда. Линии замерцали в ответ, дым сгустился, повалил выше, и Древняя издала рёв, в котором смешались гнев и боль. Отчего-то она не пыталась прорваться грубой силой – ни через купол, ни через кольцо окруживших её монахов.
