Я выхожу на лестницу. Спускаюсь на лифте на первый этаж, выхожу во двор, сажусь на скамейку. Жду приезда «Скорой». На улице постепенно светает.
Проходит не меньше получаса, прежде чем приезжает «Скорая». Нет, вру. Проходит несколько минут, но мне кажется, что прошло полчаса. Пока мы сидим во дворе, я в пижаме и кофте, Иван в одеяле в слинге, соседи смотрят на нас, проходя мимо, отправляясь на работу или в садик со своими детьми. Никто не произносит ни слова. Кто-то сразу отводит взгляд, кто-то сперва кивает в знак приветствия. Я тоже киваю. Начинаю понимать, что надо кому-нибудь позвонить. Не знаю, кому. Звоню твоему старшему брату. И тут приезжает «Скорая».
Май 2009
– Я никогда не изменю, – говоришь ты и смотришь на меня, приподнявшись на локте. Твое лицо всего в нескольких сантиметрах от моего, и я ломаю голову, имел ли ты в виду конкретно меня или просто поделился морально-этическими установками. Это неочевидно. С тобой часто выходит именно так. Ты что-то говоришь – без всякого пафоса, просто констатируешь факт, и это звучит так просто, но вызывает у меня множество вопросов, которых я пока не решаюсь задать. Мне все это кажется увлекательным. Ты такой странный, и ты мне нравишься. Очень нравишься.
Мы лежим в постели в твоей безликой, почти пустой квартире на Лонгхольмсгатан возле заставы Хурнштуль. Здесь очень жарко, все окна на одну сторону, и невозможно устроить сквозняк. На окнах нет занавесок, солнце весь день бьет в окно. Но мы у тебя, потому что здесь тебе более комфортно. А я не мелочусь. Мы часто проводим здесь время. В твоей квартире, в твоей постели, без одежды.
На следующий день после нашего знакомства мы оказались здесь после очередной вечеринки, на которой опять просидели, обнявшись – на этот раз под пледом, на диванчике на открытой веранде. Откладывать дальше было невозможно – мне вполне хватило суток, чтобы доказать то, что я там хотела доказать, и тебе тоже их вполне хватило. И вот мы лежим здесь, и ты говоришь, что никогда не изменишь. Пробормотав: «Да? Ну вот и отлично», я думаю обо всех тех случаях, когда сама изменяла. Мне кажется, трудно давать такие обещания, но твой подход мне нравится. Это многое говорит о тебе. Мы знакомы две недели. Меня мучает любопытство – очень хочется узнать о тебе побольше, но я сдерживаюсь. Стараюсь задавать не больше вопросов, чем ты задаешь обо мне. А ты мало о чем спрашиваешь. Так что и я не пристаю с расспросами.
Впервые попав к тебе домой, я спросила, давно ли ты переехал. В квартире было так мало мебели. Пустая прихожая, в гостиной только диван, телевизор и маленький письменный стол в углу. На столе – твой компьютер, с которого ты работаешь, и множество клейких листочков со всякими заметками. У тебя красивый почерк, буковки мелкие – даже большие буквы кажутся маленькими. Тогда я этого еще не понимала, но на бумажках – названия продюсерских компаний, которые являются твоими клиентами. На одной могло быть написано «BackupCallboy», на другой – «Починить почтовый ящик Аннели». А на третьей – «Сервер CampDavid». На одной бумажке просто было написано большими буквами «НИКОГДА». Когда я спросила, что это означает, ты ответил, что это напоминание самому себе больше не брать так много работы, как в прошлом году. Ты рассказываешь, что чуть не помер. Работал круглосуточно, исхудал, как скелет. Такого ты решил никогда больше не повторять. В ответ я сказала, что не понаслышке знаю, что такое много работать, и добавила, что моя работа часто предполагает занятость вечерами и ночами. На что ты ответил: «Так брось ее», словно это так просто. Словно моя работа не произвела на тебя никакого впечатления. Кажется, в тот момент я влюбилась в тебя еще больше.
В спальне – кровать и скамья со штангой. Все. Никаких ковров на полу, никаких занавесок на окнах, на стенах – лишь единственная фотография небоскреба с одиноким облаком в воздухе.
Когда я спросила, давно ли ты сюда въехал, ты даже не понял, почему я спрашиваю. Ответил, что живешь здесь уже восемь лет. На твой вкус, у тебя как раз столько вещей, сколько нужно. Ты намекнул, что вырос в доме, где было слишком много барахла, и в своей квартире такого устраивать не захотел. Обилие вещей и пыли вызывает у тебя чувство паники. Я подумала, что ты все доводишь до абсурда – и неужели ты регулярно тягаешь штангу на этой скамейке? Я сочла, что ты странный тип, специально интересничаешь.
Но сейчас вполне достаточно того, что у тебя есть кровать. Там мы проводим вечера и ночи, несколько часов утром и много часов в выходные. Когда пора перекусить, мы идем в кафе и совершаем долгие прогулки. В такие минуты ты обнимаешь меня одной рукой, и мне так нравится, что ты такой высокий. Меня так радует твоя рука на моей талии, и я втайне надеюсь встретить кого-нибудь из своих знакомых, пока мы бредем вдоль залива от заставы Сканстуль, где живу я, до заставы Хурнштуль, где живешь ты. Я хочу, чтобы меня увидели в твоей компании, чтобы мои друзья и знакомые случайно натолкнулись на нас. «Ой, а с кем это она?» Я хочу, чтобы именно так они шептались у нас за спиной. И, конечно же, мне хочется, чтобы они добавили: «Ах, какая красивая пара!» Я горжусь тем, что принадлежу тебе – хотя мы это пока не обсуждали, именно это со мной произошло. Я принадлежу тебе.
Со дня нашей первой встречи мы встречались примерно через день, а когда не виделись, продолжали тесно общаться в чате и эсэмэсками. Я уже узнала о тебе много нового. Ты не любишь разговаривать по телефону. В жизни и в тексте ты словно два разных человека. Когда ты пишешь, ты кажешься суровым, стремишься скорее изложить суть дела и попрощаться. Когда мы встречаемся, ты такой теплый, заботливый, веселый, ласковый и готов вот-вот рассмеяться. Ты любишь целовать меня в щеку и держать меня за руку, даже когда мы не в постели. И – да, ты носишь линзы. Они увеличивают твои синие глаза, потому что линзы довольно толстые. Без них ты очень плохо видишь. По вечерам, оставшись один, ты снимаешь линзы и надеваешь очки, которые терпеть не можешь, а я их обожаю. У них скошенная оправа, и они прекрасно дополняют твою улыбку. Все в тебе немного перекошенное. Все в тебе такое красивое.
Когда по утрам мы расстаемся, ты обычно не строишь планов по поводу новой встречи. «Созвонимся», – говоришь ты, а я не решаюсь спросить, когда. Меня ты никогда не расспрашиваешь о моих планах, и мне кажется, что я навязываюсь, когда делюсь ими с тобой. Я очарована твоей двойственностью. Ты такой загадочный и парадоксальный. Вроде бы рядом и в то же время отсутствуешь. То совсем близко, то недосягаемо далеко. Когда ты не со мной, я беспрерывно думаю о тебе. Жду, когда ты объявишься – и часы ожидания почти невыносимы.
Но ты объявляешься. Ты всегда звонишь. Нужно лишь подождать несколько часов – и ты вернешься. Я начинаю привыкать к твоему ритму. Привыкаю жить в твоем мире. Я безумно влюблена в тебя. Влюбилась через две недели или через два дня – это уже трудно сказать.
Октябрь 2014
Приехала «Скорая», и добродушный мужчина, вылезший из нее, пробыл в нашей квартире всего несколько минут. Он возвращается ко мне и Ивану – мы ждем его, по-прежнему сидя на скамейке у двери подъезда, – и говорит, что я была права, мой муж действительно мертв. Добавляет, что если это как-то может утешить, то, похоже, он умер без мучений – тихо и мирно, во сне. Меня это ничуть не утешает.
