– Не знаю, как объяснить… – Глеб нахмурился, подыскивая нужные слова. – Это что-то вроде… мерцания.
– Мерцания?
Глеб снова перевел взгляд на толмача, и брови его дрогнули.
– Ты тоже мерцаешь, Рамон. Но твое мерцание – это мерцание жизни. А там, среди могил и над могилами, мерцает сама смерть. – Глеб облизнул пересохшие губы и вновь взглянул на тот берег. – Но есть там и еще кое-что… Не жизнь и не смерть, а что-то третье.
– Разве есть что-то в мире, помимо жизни и смерти? – удивился Рамон.
Глеб не ответил.
– Первоход, взгляни! – окликнул вдруг толмач.
Глеб посмотрел туда, куда показывал Рамон, и увидел легкий одноместный челнок, плавно покачивающийся на волнах.
– Отлично, – хрипло произнес он. – Значит, у меня есть возможность переправиться на тот берег.
– У тебя?
Глеб чуть прищурил свои темные, поблескивающие сухим, недобрым блеском глаза.
– В челноке место только для одного человека, Рамон. Разве ты не видишь?
– Я могу добраться до другого берега вплавь.
Глеб задумчиво посмотрел на озеро, потом шагнул к кромке воды, нагнулся и осторожно тронул пальцем изрезанную рябью поверхность.
На мгновение вода у берега изменила цвет, став багровой, и Глеб, зашипев от боли, тут же отдернул руку. Кожа на кончике его пальца лопнула, а края раны обуглились.
– Боже… – тихо выдохнул толмач.
– Бог тут ни при чем, – холодно отчеканил Глеб. – Боюсь, что водичка эта – не из нашего мира.
Рамон перевел взгляд на озеро и, завороженно глядя на его мерцающую поверхность, хрипло пробормотал:
– Адская вода.
– Да, что-то вроде этого. Не будем тратить время попусту. До встречи, толмач!
Глеб хлопнул Рамона по плечу и стал спускаться к лодке. Итальянец молча и растерянно смотрел ему вслед.
Запрыгнуть в лодку, не касаясь воды, оказалось сложной задачей, но Глеб с нею благополучно справился. Взяв в руки весло, он стал грести прочь от берега и на Рамона больше не смотрел.
Тремя сильными гребками Первоход вывел лодку из маленькой бухточки. Потом, став на одно колено, начал равномерно грести, и весло его быстро погнало суденышко по тихой воде. Глеб рассчитывал силу так, чтобы лодка двигалась без рывков и задержек. Теперь он видел, что это был искусственный водоем, образованный, должно быть, старой бобровой запрудой. Запруда так надежно перегородила ручей, что получилось озерко с пологими, заросшими осокой берегами.
Над серой, маслянисто мерцающей поверхностью воды возвышались травянистые, слепленные из грязи и веток островки. На тех, что побольше, были норы, похожие на норы ондатр. Когда лодка проплыла мимо одного из таких островков, с него поднялась туча маленьких птиц, отдаленно похожих на чирков и крохалей. Они вспорхнули шумной стайкой и скрылись в лесу.
* * *
Когда в кустарнике за спиной послышался шорох, Рамон стоял на берегу и смотрел вслед уплывающему челноку. На душе у него было неспокойно. Заслышав шорох и треск ветвей, толмач быстро обернулся и уставился на кусты. Глаза его расширились, а кровь отлила от лица.
– Метаморф! – выдохнул Рамон странное, незнакомое слово.
Чудовище остановилось и уставилось на Рамона. Лицо твари стало меняться, словно оно торопливо и усиленно подыскивало нужную маску. Наконец подергивания прекратились, и на Рамона уставилось лицо Глеба Первохода.
Толмач попятился и охрипшим от волнения голосом проговорил:
– Но как?.. Как ты сумел? Ты ведь не сожрал Первохода, гад?
Метаморф раскрыл рот и вдруг захохотал. Все его огромное багровое тело завибрировало в такт этому смеху, а черты лица от каждого судорожного сотрясания вновь запульсировали, становясь то волколачьей мордой, то морщинистой физиономией Бранимира. Наконец Метаморф оборвал смех и снова уставился на Рамона. По лицу его пробежала рябь, и оно снова стало точной копией лица Глеба Первохода, только багровой, словно пораженной какой-то жуткой болезнью.
Рамон вынул из-за пояса кинжалы и, устремив холодный, спокойный взгляд на приближающееся чудовище, заговорил:
– Господь – свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь – крепость жизни моей: кого мне страшиться? Если будут наступать на меня злодеи, противники и враги мои, чтобы пожрать плоть мою, то они сами преткнутся и падут! Господи, будь со мной и укрепи мой дух!
И, не дожидаясь, пока чудовище нападет, Рамон смело ринулся в атаку.
4
Нос лодки ткнулся в песчаный берег. С опаской поглядывая на домовины и каменные кресты, Глеб швырнул весло на дно лодки и, ловко перепрыгнув через борт, приземлился на твердую почву.
– Ну, вот и прибыли, – хрипло проговорил он.
Солнце уже зашло за вершины деревьев, и воздух стал темным и неверным. Сумерки сгущались с невероятной быстротой. Глеб выволок лодку на песок, затем выпрямился, вытер рукавом потный лоб и окинул могилы спокойным взглядом. Могилы мерцали синеватым светом.
– Ну? – громко спросил Первоход. – И что дальше?
Земля в сажени от Глеба вспенилась и обвалилась, а секунду спустя из ямы, подобно огромному жуку, выбрался упырь.
– Театр начинается, – выдохнул Глеб. – Вешайтесь, гады!
Молниеносно выхватив из-за спину ольстру, он выстрелил упырю в голову. Голова разлетелась на куски. Но тут же из рыхлой, влажной земли выбрался еще один упырь. Встряхнувшись, как собака, он уставился на Глеба белыми глазами и, осклабив клыкастый рот, низко зарычал.
– Исчезни, демон! – рявкнул ходок и нажал на спуск.
Упырь колодой рухнул на землю, а Глеб, привлеченный громким шумом, повернулся направо. Из-за каменной замшелой домовины вышел высокий, тощий упырь. Лохмотья его одежды развевались и колыхались на ветру, подобно полам длинного плаща. Глеб быстро взял его на мушку.
– Привет, «черный плащ»! – прорычал он и разрядил в голову монстра заряд картечи.
Почти у самых ног Глеба зашевелилась земля. Он отпрыгнул в сторону и выставил перед собой ольстру. Из земли выбралась старуха. Глянула на ходока маленькими, злобными глазами, затем быстро подняла руки с желтоватыми когтями и пошла на Глеба.
Он мрачно усмехнулся.
– «Бабушка-бабушка, а почему у тебя такие большие уши?» – «Это чтобы лучше слышать тебя, моя деточка!»
Пуля, выпущенная из ольстры, разнесла старухе голову в клочья. Слева от Глеба послышалось глухое рычание. Он быстро повернулся и увидел полусгнившего мертвеца с лицом, изъеденным белой плесенью.
Глеб нажал на спуск, и верхняя часть трухлявого тела мертвеца разлетелась на куски. Однако в ту же секунду из земли, выбив фонтан грязевых ошметков, поднялись еще два упыря. Глеб осклабил рот в ледяной усмешке и хрипло спросил:
