Давайте вернемся к нулевой точке – уничтожению леса. Леса больше нет, почва обеднена. О какой надежде можно говорить, если питательные вещества навсегда ушли в грунтовые воды или смыты дождем в ближайшую реку? Ведь никакого природного механизма, который вновь вернул бы их из моря на сушу, не существует. И все же ситуация не безнадежна, и этот ландшафт необязательно должен превратиться в пустыню. Первая помощь в плане снабжения минералами приходит из Сахары. Пылевые бури, поднимающие там в воздух колоссальные массы мельчайших частиц земли, приносят их из Африки в Южную Америку, где они вместе с дождями выпадают на землю и удобряют ее. В год этой пыли набирается почти 30 миллионов тонн. Из них 22 тысячи тонн приходится на соединения фосфора – отличное удобрение для растений. Ученые из Междисциплинарного центра наук о Земле (ESSIC) Мэрилендского университета на протяжении семи лет изучали спутниковые снимки для получения приблизительных данных об объеме переносимой пыли. Правда, данные сильно колеблются, но они позволяют предположить, что удобрения, постоянно поступающие из воздуха, способны компенсировать вымывание питательных веществ из почвы. Но это касается только здорового леса. Если же он уничтожен, то потеря минералов начинает существенно превосходить поступление. Похоже, мы опять попадаем в заколдованный круг. Действительно ли ситуация так безнадежна? Нет. И это доказывают исследования, проведенные в местах вырубки на берегах Амазонки. После крупномасштабной ликвидации леса на этом месте были обнаружены остатки человеческих поселений.
Группа исследователей из Университета Сан-Паулу под руководством Дженнифер Уотлинг нашла в бразильском штате Акри 450 геоглифов – геометрических фигур на поверхности земли. В данном случае они были образованы рвами и валами, простиравшимися на территории площадью 13 тысяч квадратных километров. Чтобы их проложить, необходимо было освободить поверхность земли от леса, но древние люди подошли к данному процессу очень бережно. Речь шла не о сплошных вырубках, а о последовательном лесопользовании на отдельных участках, продолжавшемся тысячи лет. Как это было установлено? На помощь ученым пришли мелкие частицы кремнезема, так называемые фито литы. Между этими кристаллами имеются некоторые различия в зависимости от того, какая растительность господствовала на месте их обнаружения. В отличие от органических веществ, которые быстро разлагаются, фитолиты могут сохраняться практически вечно. Изучая их разновидности, можно реконструировать общую картину состава растительности. Дженнифер Уотлинг и ее команда установили, что за 4 тысячи лет деятельности на этих землях индейцев трава, являющаяся растением открытых пространств, никогда не занимала в общем составе растительности больше 20 процентов. Однако состав деревьев подвергался значительным изменениям. Пальмы, являющиеся источником и пищи, и строительных материалов, росли преимущественно вблизи поселений. Даже сегодня, спустя 600 лет после того, как эти населенные пункты были оставлены жителями, вблизи геоглифов попадается непропорционально большое количество пальм.
Выводы ученых внушают оптимизм. Во-первых, на одной и той же территории в течение длительного времени параллельно велись и сельское, и лесное хозяйство, гармонично сочетаясь друг с другом и с окружающей природой. То, что было возможно тогда, можно повторить и сегодня. Этот путь демонстрирует возможность сохранения лесов без ущемления интересов людей. Во-вторых, за 600 лет лесная растительность настолько хорошо восстановилась, что ученые перед началом исследований считали эту территорию девственным лесом, никогда не испытывавшим на себе воздействия человека. Таким образом, у нас есть все основания полагать, что лесные экосистемы способны на большее, чем считалось раньше, и что разговоры о «безвозвратных» потерях можно прекратить. В-третьих, были высказаны некоторые соображения о климате, которые обратили на себя мое внимание. Индейские поселения осуществляли свою хозяйственную деятельность на гигантских площадях, а когда население ушло, лес практически сразу же начал восстанавливаться в тех же гигантских масштабах. Сельскохозяйственные площади быстро заросли деревьями, которые одномоментно накопили в своих мощных стволах столько углерода, что ученые предположили: малый ледниковый период вполне мог быть вызван именно этим обстоятельством, а не вулканическими извержениями, как считалось раньше. С XV по XIX век температуры были ниже средних показателей, что привело к неурожаям и голоду. Для этого периода были характерны холодные, дождливые летние сезоны и очень суровые, долгие зимы. И все это из-за возрождения джунглей в бассейне Амазонки? Конечно, никому не хочется возвращения голода, но проблема заключается не в холодах, а, наоборот, в потеплении климата. И теперь есть основания надеяться, что мы не только возродим леса, но и вернем климат в нормальное русло. Для этого даже не надо что-либо предпринимать. Напротив, надо предоставить природе право самой позаботиться о себе. И желательно на максимально возможной площади.
О научном языке
Я люблю рассказывать. И люблю играть на укулеле, но пока это у меня не слишком хорошо получается. Что же касается всяких историй, то с ними дело обстоит лучше, чему способствует обратная связь с аудиторией. Я еще помню свое первое выступление по телевидению в 1998 году. В то время я проводил курсы выживания, в ходе которых участникам, вооруженным лишь спальным мешком, кружкой и ножом, предстояло провести выходные дни в глухом лесу. Для телевидения и газет это был лакомый кусок (только представьте себе заголовок «Лесничий, поедающий червей!»). Так в моем лесу появилась съемочная группа телекомпании Stidwestfunk, чтобы взять интервью у участников курсов и, разумеется, у меня. Я без раздумий согласился и потом, вернувшись домой, собрал всю семью у телевизора. Но вместо того, чтобы восхищаться моими талантами, все начали считать, сколько раз я скажу «э-э-э» в каждой фразе. «А вот и еще раз!» – кричали мои дети радостными голосами. У меня же с каждым таким возгласом радости убавлялось, а под конец настроение вообще испортилось. Однако в следующих интервью я уже следил за тем, чтобы избавиться от «э-э-э», и постепенно семья даже начала меня хвалить.
Нечто похожее происходило и во время лесных экскурсий на тему «Экология и лесное хозяйство». Правда, здесь меня уже никто не поправлял и не указывал на речевые несовершенства, но зато было много уточняющих вопросов. Я быстро понял, что порой употребляю слишком много специальных терминов и чересчур сухо говорю о вещах, которые меня по-настоящему волнуют, – об экосистеме леса и факторах, которые ей угрожают. Слушатели старались скрывать свою реакцию, но она меня задевала. Как только я замечал, что у кого-то из группы непроизвольно закрываются глаза, мне становилось понятно, что я опять сбился на канцелярскую речь. С годами в моих словах становилось все больше эмоционального подтекста. Можно сказать, что я открылся навстречу слушателям и начал разговаривать с ними не мозгом, а сердцем.
По окончании экскурсий участники постоянно спрашивали, где можно почитать о том, что я им рассказывал. Мне приходилось с извиняющимся видом пожимать плечами. Но в какой-то момент жена все-таки настояла, чтобы я написал хоть пару страниц. Ведь надо же было предложить желающим какие-то письменные материалы. Правда, в то время у меня не было ни малейшего желания этим заниматься. В конце концов одна знакомая предложила захватить с собой на экскурсию диктофон, а потом перенести содержание записи на бумагу. Эта идея мне тоже не слишком понравилась. Поэтому во время очередного отпуска в Лапландии я взял ручку, блокнот и, сев возле своего жилого автофургона, начал записывать все, о чем говорил на экскурсиях. Я поставил себе условие: если до конца года ни одно издательство не проявит интереса к рукописи, то тема выхода книги в печать будет навсегда закрыта. Того, что произошло дальше, я и ожидать не мог. Небольшое издательство Adatia выпустило мою первую книгу «Лес без хранителей» (Wald ohne Htiter). Я полагал, что теперь можно поставить точку, но с годами из-под моего пера стали выходить и другие книги. В конце концов это начало доставлять мне удовольствие. К сожалению, после этого сошли на нет профессиональные дискуссии с другими лесничими о методах сохранения лесов. Теперь-то мне понятно, что, с точки зрения лоббистов, самая благоразумная тактика состоит в том, чтобы не обсуждать острые темы публично. После выхода книги «Тайная жизнь деревьев» из официальных кругов зазвучала открытая критика. Но одновременно стали все громче раздаваться голоса из постоянно расширяющейся читательской аудитории. Люди все чаще стали задаваться вопросом, зачем тяжелая лесозаготовительная техника используется в таких широких масштабах. Но критики, вместо того чтобы спорить со мной по существу, взялись за другой аспект. Они заявляют, что мой язык слишком эмоционален, что мои описания очеловечивают деревья и животных, что недопустимо в научном плане. Но разве человеческая речь может быть неэмоциональной? Разве наши действия не определяются в значительной степени эмоциями? Неужели допустимы только такие описания природы, где все процессы излагаются исключительно с биохимических позиций? Ведь в этом случае складывается впечатление, что животные и растения – это автоматические биороботы, запрограммированные на генетическом уровне. Подобные описания выхолащивают нашу внутреннюю жизнь и лишают ее богатства. Для меня важнее изложить факты эмоционально, чтобы читатель мог воспринимать природу всеми своими органами чувств. Лишь в этом случае я смогу передать вам радость, которую испытываю, наблюдая за живыми существами и раскрывая их тайны.
