А теперь приехал сюда, сам не зная зачем…
Роби поглядел на телескоп, подобрался к нему поближе и в конце концов, чуть наклонившись, заглянул в него. В фокус тут же попало здание его кондоминиума. Уилл чуть изменил угол обзора, поглядев на ряд окон, принадлежащих его квартире. Они были темными. Как и предполагалось. Переместил телескоп влево, промелькнув взором освещенный коридор, идущий мимо всех квартир на этом этаже.
Его взгляд сместился, как он и знал заранее, к квартире Энни Ламберт. Ее окна тоже были темными. Наверное, она еще на работе. Любопытно, удался ли ее отгул. Роби надеялся, что да. Она этого заслужила.
Продолжая наблюдение, он увидел, что Энни едет по улице на своем велосипеде. Проследил, как она спешилась и завела велосипед в дом. Ведя мысленный отсчет секунд, Роби установил телескоп так, чтобы тот был направлен прямо на лифтовой холл его этажа. Несколько секунд спустя двери открылись, и Ламберт вышла, катя велосипед рядом. Отперла дверь своей квартиры и вошла.
Передвинув телескоп, Роби пронаблюдал, как она пристроила велосипед у стены, сняла куртку и теннисные туфли и зашлепала по коридору в носках. Сделала остановку в ванной. Выйдя, продолжила путь по коридору. Роби потерял ее из виду, но с минуту спустя снова поймал. Она уже сняла блузку, заменив ее свитером. Отчасти его тянуло туда, чтобы повидать ее. Но потом он увидел, как она поднимает со стула наброшенное на него длинное черное платье на плечиках, обернутое пластиковым чехлом. Сняла пластик и на пробу приложила платье к себе. Роби увидел, что оно без бретелек. Взяла другой предмет одежды, оказавшийся жакетом из того же ансамбля. И наконец достала черные туфли на трехдюймовых шпильках.
Похоже, сегодня Энни Ламберт выходит в свет. «А почему бы и нет?» – подумал Роби. Однако в закоулках его сознания трепыхнулась ревность. Чуждая ему эмоция, как-то не пришедшаяся ко двору.
Уилл сел, положив ноги на кожаную оттоманку, и уставился в потолок. Он безмерно устал – не помнил даже, когда спал по-настоящему. Незаметно погрузился в дремоту, чтобы через какое-то время, вздрогнув, пробудиться. Из туманных закоулков сознания всплыло воспоминание, и он достал телефон. Вызвал фотографии книги регистрации посетителей, сделанные в хосписе, и стал перелистывать их от экрана к экрану, не рассчитывая найти что-либо интересное. И не нашел. Из знакомых ему попалось лишь имя Габриеля Зигеля, с месяц назад. Логично, потому что Зигель признался, что посетил ван Бюрен в последний раз именно тогда.
Перелистнул на другую страницу. Ничего.
Другую. Опять ничего.
Кое-что привлекло его внимание.
Но не имя.
А дата.
Из книги посещений пропал целый день. Роби увеличил экран до максимума. Внимательно присмотрелся. И в дальнем левом углу углядел искомое.
Бумажный треугольничек. Просматривая саму книгу, его никто и не заметил бы. Слишком крохотный. Но, раздув пиксели на своем телефоне до невероятных масштабов, Роби понял, чтó это. Остатки страницы, вырванной из книги. Вероятно, пока регистратура оставалась без присмотра.
Зачем кому бы то ни было вырывать страницу из гостевой книги хосписа?
Ответ может быть только один. Чтобы скрыть, чьи имена были в нее вписаны. Совершивший это хотел стереть сведения о тех, кто посещал Элизабет ван Бюрен.
«И кто же? Брум? Гетти? Уинд? Двое из них? Все трое?»
Зигель сообщил ему, что Брума не видел лет десять, а Уинда или Гетти и вовсе со времен Первой войны в Заливе. Кэссиди сказал, что после войны не видел вообще никого, кроме Гетти.
Но что, если Брум, Гетти или Уинд узнали, что ван Бюрен здесь, и пришли навестить ее, когда она еще была в ясном уме? Зигель сказал, что она то приходила в сознание, то вновь его теряла. И не могла ли она проговориться? Сказать нечто такое, что пришлось заставить замолчать всех троих? Предположение кажется диким, но не более диким, чем любая другая из гипотез, посещающих сознание Роби в последнее время.
Уилл посмотрел на дату до и после пропавшей страницы. Восемь дней назад. Как раз укладывается. Зигеля не взяли на мушку, потому что он перестал приходить месяц назад. Рику Уинду пришлось умереть первым. Если вести обратный отсчет, получается, что его могли убить на следующий день после его предполагаемого визита к ван Бюрен. А если Кёртис Гетти не ходил в хоспис, это объясняет жаркий спор в закусочной, свидетельницей которого стала официантка Шерил Косманн. Брум сообщил Гетти. Потом мог сказать Уинду. А может, всё наоборот. Наверняка не скажешь, не видя, кто из них посещал умирающую…
Испытывать судьбу нельзя. Мужей, жен и бывшую жену – заодно потенциально опасного правительственного адвоката – надо было прикончить.
Брумы ухитрились улизнуть. На время. Но с невольной помощью Роби добрались и до них.
Дальше рассудок Уилла обратился к моменту подключения аппарата искусственной вентиляции легких.
Он поддерживает жизнь смертельно больной женщины.
Но заодно исполняет еще одну роль.
Не дает ей ничего сказать в моменты просветления.
«Не дает ничего сказать!»
В нее сунули трубку, чтобы заткнуть бедняжке рот.
Но то, что она поведала одному или нескольким членам своего бывшего отделения, и послужило причиной их убийства.
Роби буквально выбежал из квартиры и вскочил в лифт.
Надо наведаться в хоспис.
Глава 90
Часы посещений уже закончились. Но упорный стук Роби по стеклянной входной двери в конце концов привлек внимание санитарки. Он сверкнул значком, и его впустили.
– Мне надо повидать Элизабет ван Бюрен, – заявил он. – И сию же минуту.
– Это невозможно, – ответила санитарка, коротко стриженная блондинка лет тридцати.
– Ее не перевели из хосписа, нет? – спросил Роби.
– Нет.
– Тогда что?
Санитарка хотела было что-то сказать, когда появилась медсестра, с которой Роби беседовал раньше.
– Значит, вы вернулись? – с явным неудовольствием вопросила она.
– Где Элизабет ван Бюрен? Мне надо ее повидать.
– Она не может с вами увидеться.
– Мне уже сказали. Но почему? – напирал Роби, впившись взглядом в лицо медсестры.
– Потому что миссис ван Бюрен умерла около трех часов назад.
– Что случилось?
– Интубационную трубку удалили. Час спустя она мирно отошла.
– Кто приказал удалить трубку?
– Ее врач.
– Но почему? Разве для этого не требуется получить согласие родных?
– Я не могу этого сказать.
– Ладно, а кто может?
– Наверное, ее врач.
