– Но она больше не в армии, – заметил Роби.
– Что ж, для этого был железный резон, – ответил Зигель.
– Вы поддерживали с ней контакт?
– Поддерживал.
– Так почему же она больше не в армии?
– Рак. Начался с груди, а потом расползся. Теперь он у нее в мозгу, в легких, в печени… Разумеется, она обречена. Как только эта дрянь даст метастазы, всё кончено. Волшебных пилюль от этого не придумали. Она в хосписе в Гейнсвилле.
– Вы с ней виделись?
– Раньше навещал регулярно, но с месяц назад перестал. Она была то в сознании, то в отключке. По большей части в отключке. Морфин. Я даже не знаю, жива ли она еще. Следовало бы поддерживать связь, но слишком уж тяжко видеть ее в таком состоянии.
– Как называется заведение?
– Центральный хоспис. Рядом с трассой двадцать девять.
– Ладно.
– Да говорю же, это все дерьмо, которым мы там надышались! – воскликнул Зигель. – Обедненный уран, токсичные коктейли от всех этих артобстрелов… Пожары пылали повсюду, марая небо в черный цвет; горящее дерьмо, черт знает, что там было… А мы как раз посередке, нюхаем все это. С равным успехом это я мог бы сейчас дожидаться кончины на той койке.
Роби вручил Зигелю карточку.
– Если что-нибудь всплывет, позвоните мне.
– Так из-за чего это все? Как кто-то из моего прежнего отделения может быть замешан в эти дела?
– Это мы и пытаемся выяснить. – Роби помедлил. – Жена предупредила вас, что мы едем?
– Есть такое дело, – признал Зигель.
– Ее что-то тревожит?
– Она тревожится, что я могу лишиться работы.
Роби вспомнилась гипотеза Джули об отмывке денег для террористов.
– Почему? У вас тут проблемы?
– Я не сделал ничего дурного, если вы об этом. Но разве кто сейчас ходит в банки заниматься делами? Всё в онлайне. Я проторчу тут сегодня часов восемь, а увижу человека два. Как думаете, долго мне еще будут платить за такую работу? Банки сидят на деньгах отнюдь не просто так. Они чертовски скаредны. Письмена уже на стене. Мир переменился. А я, наверное, меняюсь недостаточно быстро. Может, и кончу тем, что буду таскаться с винтовкой по пустыне… Что ж еще остается для мужика в моем возрасте? Я могу стать толстым наемником. Но погибну там в первый же день.
– Что ж, спасибо за помощь.
– Ага, – рассеянно обронил Зигель.
Когда Роби покидал его, тот выглядел так, будто уже получил смертный приговор.
Глава 83
Они въехали на парковку Центрального хосписа двадцать минут спустя. Там стояло машин пятнадцать. Въезжая на стоянку, Роби внимательно осмотрел каждую: не сидит ли там кто. Въехав на свободное парковочное место, он поглядел на Вэнс.
– Хочешь заняться или мне пойти?
– Я хочу пойти, – заявила Джули.
– Зачем? – не понял Уилл.
– Она сражалась вместе с ним. Может, знает что-нибудь о папе.
– Вряд ли она в состоянии разговаривать, – заметила Вэнс.
– Тогда зачем вообще мы здесь? – поинтересовалась Джули.
– Возьму ее с собой, – решил Роби. – А ты будь начеку.
– Ты уверен? – спросила Вэнс.
– Нет, но всё равно это сделаю.
Они с Джули направились в здание хосписа – двухэтажное кирпичное строение с множеством окон и царящей внутри жизнерадостной атмосферой. Совсем не похоже на место, куда люди пришли встретить конец земного бытия. Может, как раз в этом и суть.
Демонстрация документов Роби обеспечила им эскорт до палаты Элизабет ван Бюрен. Она была такой же веселенькой, как и всё учреждение, с цветами, расставленными на столиках и подоконнике. С улицы вливался свет. Медсестра как раз проверяла состояние ван Бюрен. Когда она отошла, надежды Роби получить какие-либо персональные сведения от тяжелобольной женщины рухнули.
Она напоминала скелет и была на искусственной вентиляции – аппарат раздувал ее легкие через трубку, вставленную в горло, а другая трубка выпускала токсичную двуокись углерода. Кроме того, в ее брюшную полость была введена трубка для питания, а к конечностям тянулись многочисленные капельницы для внутривенных вливаний. На стойке для капельниц висели пластиковые мешочки с медикаментами.
– Могу я вам помочь? – обернулась к ним медсестра.
– Мы просто пришли задать миссис ван Бюрен несколько вопросов, – сказал Роби. – Но, судя по всему, вряд ли это возможно.
– Ей назначили ИВЛ шесть дней назад, – сообщила сестра. – Она то приходит в себя, то без сознания. Тяжелые обезболивающие. – Сестра похлопала пациентку по руке. – Она – настоящая душенька. Служила в армии. Просто ужасно, что дошло до этого. – Помолчала. – Какого рода у вас вопросы?
Роби извлек документы.
– Я из минобороны. Мы просто проводим расследование кое-каких военных вопросов, и ее имя всплыло как возможный источник информации.
– Понимаю. Что ж, вряд ли она сможет оказать вам особую помощь. У нее последняя стадия болезни.
Роби поглядел на аппарат искусственной вентиляции легких и систему мониторинга, подключенную к скукоженной женщине в кровати.
– Значит, ее жизнь поддерживает аппарат вентиляции?
– Да.
Уилл поглядел на Джули, смотревшую на ван Бюрен.
– Но она же в хосписе, – возразил он.
Сестра почувствовала себя несколько неуютно.
– Хосписы бывают разных уровней. Все дело в том, чего хотят пациент и его семья. – Она поглядела на лежащую. – Но уже недолго осталось, с ИВЛ или без.
– Значит, она на вентиляции по желанию родных? – справился Роби.
– Вообще-то я не имею права говорить. Это частная информация. И я не вижу, как это может быть связано с вашим военным расследованием, – не без раздражения ответила сестра.
Подойдя к окну, Джули подняла с подоконника фотоснимок.
– Это ее семья?
Сестра с любопытством взглянула на девочку, а затем на Уилла.
– Говорите, вы из минобороны… Но зачем с вами она?
– Вообще-то я не имею права говорить, – отрезал тот, и сестра надула губы.
Джули повернула фото, чтобы показать Роби. А сестре сказала:
– Мой папа служил в одном армейском отделении с миссис ван Бюрен. Я надеялась узнать от нее что-нибудь о его прошлом.
Чопорное выражение исчезло с лица сестры.
– А, понимаю, зайка… Я не сообразила. Да, это она с семьей. Тут было больше фотографий. Но ее дочь и муж мало-помалу их выносят. Знают, что конец близок.
Роби взял фото, показывающее ван Бюрен в более здоровые дни. Она в парадной форме, грудь увешана медалями. Рядом мужчина – наверное, муж. И девочка примерно ровесница Джули.
