– Оно, конечно, правильно, – согласился дядька Лешик. – Но иной раз и в спину мечом кольнуть не грешно. Ты Крысуну-то служи. Коли он сам силен будет, то и тебя не бросит. А коли ослабнет…
– Не ослабнет, – твердо сказал Бун и стукнул по столу кулаком. – Со мной – не ослабнет.
Вечером того же дня после обильных возлияний отправились они с дядькой Лешиком по селу на прогулку. Погода стояла неморозная, вечер выдался лунный и многозвездный. В такую погодку погулять – одно удовольствие.
В одной из больших изб Бун увидел огни. Света было столько, что он бил из всех окон.
– Чего это там? – удивленно спросил Бун. – Чего попусту свет-то жгут?
– Тятр, – коротко и непонятно ответил дядька Лешик.
– Как?
– А так. Скоморохи лицедействуют, – объяснил дядька Лешик. – Хошь, зайдем.
Бун постоял немного возле избы в нерешительности, но заметил вдруг двух молодых бабенок, подошедших к избе с другой стороны, приосанился и лихачески проговорил:
– А и зайду! Чего ж не зайти?
И первым зашагал к избе.
То, что произошло затем в избе, поразило охоронца Буна до глубины души. Народищу там была тьма. Должно быть, набилось полсела, и непонятно, как изба не развалилась от такого натиска по бревнышку. Но дело было не в народе, а в скоморохах.
Великий Сварог, что они вытворяли!
Вначале Бун думал, что во всем виновата медовуха. Но потом, когда один из скоморохов сорвал с черепа лицо и швырнул его Буну, а взамен у скомороха выросло новое – вот тут-то он во все и поверил, да так, что чуть не обделался от страха.
А дядька Лешик все хохотал, все тыкал Буна кулаком в плечо и все приговаривал:
– Как, скажи, а? Нет, ну как?
– Да… никак, – выдавил из себя Бун, пытаясь ухмыльнуться. – Коли бы ты мне девицу голую показал… А так…
Вдруг дудки скоморохов умолкли, и все они (а было скоморохов семеро) уставились на охоронца Буна холодными, неподвижными глазами. Умолк и гул голосов. Теперь на Буна смотрели не только скоморохи, но и сельчане. Молча, внимательно, напряженно. Несколько десятков пар глаз сверлили лицо Буна взглядами, от которых ему, в конце концов, сделалось нехорошо.
Бун рассердился и потянулся за мечом, висевшим на перевязи, но сельчане тут же отвернулись от него, а скоморохи сбросили оцепенение и вновь задудели в свои дудки. Прошло не меньше минуты, прежде чем Бун смог немного успокоиться. Но тут случилось новое чудо – один из скоморохов, безобразный, лысый, беззубый, вдруг стал превращаться в девку.
Девка была странная. Высокая, худая, лысая. Но когда она подошла к Буну, уселась ему на колени и положила ему руки на плечи, он почувствовал, как в голову ему ударил жар.
– Оставайся с нами! – сказала она.
– Оставайся с нами! – ударил в уши Буну хор голосов.
В ушах у Буна застучало, глазам стало жарко. Девка посмотрела на него красными глазами, лишенными ресниц и бровей, а потом вдруг запрокинула голову и захохотала. Глеб содрогнулся от этого хохота, а потом содрогнулся снова, когда понял, что зубов у девки нет.
Девка со смехом соскользнула с колен Буна и вдруг закрутилась на месте. Она крутилась все быстрее и быстрее и вскоре раскрутилась так сильно, что почти растворилась в воздухе, и Бун мог видеть сквозь нее.
Все завертелось перед глазами у Буна, к горлу его подкатила тошнота. Он вскочил на ноги и бросился вон.
– Куда ты? – крикнул ему вдогонку дядька Лешик.
– На воздух! – рявкнул Бун и побежал к выходу, наступая на чужие ноги и сбивая локтями шапки с голов. С голов, многие из которых, к изумлению Буна, оказались такими же лысыми, как была у голого мужика, жующего хлебную корку подле верстового столба.
Морозный чистый воздух помог ему отдышаться. Когда Бун повернул голову к страшной избе, он увидел, что дядька Лешик стоит рядом с ним и смотрит на него глазами, полными участия и сочувствия.
– Как это все делается? – хрипло спросил Бун. – Откуда оно взялось?
Дядька прищурился:
– Ты про чудеса?
– Ну!
– Скоморохи принесли. Забрели к нам несколько седмиц назад да тут и остались.
– Откуда ж они прибыли?
– А кто ж их знает. Говорят, издалека.
Бун наклонился, зачерпнул ладонью снег и протер им пылающее лицо.
– Отчего они все лысые и беззубые? – хмуро спросил он.
– Кто ж их знает, – повторил дядька Лешик, и голос его показался вдруг Буну странно чужим, незнакомым.
Бун нахмурился.
– Тот мужик у бугра тоже был лыс и тоже мусолил корку пустыми деснами, – сказал он. – Уж не из скоморохов ли он?
– Нет, – сказал дядька Лешик. Помолчал и неохотно добавил: – У нас нынче многие лысеют. Должно быть, какая-то зараза.
Некоторое время они молчали, выдыхая в морозный воздух облачка пара и не глядя друг на друга. И вдруг дядька Лешик тихо проговорил:
– Слышь-ка, племяш. А я ведь теперь и сам так могу.
– Чего можешь? – не понял Бун.
– Да вот это – чудеса творить.
Бун посмотрел на дядьку, как на сумасшедшего.
– Как это?
– Да просто. – Тот улыбнулся, поднял голову и посмотрел на луну. – Ты когда-нибудь с луной разговаривал?
«Вот оно что!» – подумал Бун и облегченно вздохнул.
– По пьяной лавочке часто, – сказал он с ухмылкой. – А что?
– «По пьяной», – обиженно повторил дядька Лешик. – А она тебе отвечала?
Бун, скрывая усмешку, покачал головой:
– Не, так сильно я не напивался. А ты чего спрашиваешь-то? С тобой, что ли, разговаривала?
Дядька Лешик улыбнулся и как-то странно ответил:
– Она и сейчас со мной говорит. Нешто ты не слышишь?
Сказано это было таким голосом, что Бун тоже невольно поднял голову и воззрился на желтую круглую луну.
Луна как луна. Бун уже хотел отвести взгляд, но вдруг ему показалось, что у луны есть рот и что рот этот что-то протяжно произносит – не то поет, не то еще что. И было бы это почти хорошо, но вдруг Бун понял, что луна похожа на лысую голову, а черный рот ее так же беззуб, как это было у скоморошьей девки и у мужика, что грыз подле верстового столба хлебную корку.
Бун испуганно отвел взгляд. На сердце у него стало так тоскливо, что хоть волком вой. Бун повел широкими плечами и сказал таким голосом, будто убеждал себя, а не дядьку Лешика:
– Чушь это все. Луна не может с тобой говорить.
– Но ты ведь слышал.
– Ничего я не слышал! – раздраженно возразил Бун. – И скоморохи твои вруны. Все их чудеса – одна лишь мнимость. Зря я в вашу срамную избу пьяным пошел. На трезвую голову никогда бы не купился.
