В голове зрела еще одна мысль, казавшаяся одновременно кощунственной и заманчивой. Идею подала Вика, спросив однажды, почему он не привезет сына жить к себе.
— Что за образование он получит в деревне? Будет растить кур и коров, как его мамаша?
— Соня врач… Фельдшер.
— Всего-то! — усмехнулась Вика, а ему стало обидно за Соню. — Много она там получает… фельдшер в деревенской больничке!..
Вика посеяла в его душе бурю. Он перестал спать по ночам, обдумывая, есть ли способ привезти Пашку к себе. И Соню. Без нее забрать сына не сможет — совесть не позволит. А если попытаться поговорить с ней, объяснить — должна же она понять, что для Пашки здесь будет лучше?
Трофим опомнился, стер со лба пот.
Вика разговаривала с кем-то по телефону. Не стал прощаться, ушел и закрыл дверь.
В машине, сидя за рулем, Трофим еще раз достал из бумажника фотографию маленького сынишки. Какой он сейчас? Какая сейчас Соня?.. Куда он едет, в прошлое или в будущее? Что он сам готов сделать для того, чтобы изменить настоящее? Снова просить прощение за то, что было много лет назад — глупо. За то, что столько лет не было рядом — она сама выгнала его. Но жить вдалеке от нее и от Пашки он больше не сможет.
В первую очередь Трофим поехал в больницу. Перед мамой он был виноват не меньше, чем перед Соней. Опять гордость не позволила признать, что ему было стыдно, вот и ушел, хлопнул дверью перед теми, кого любил.
Ведущий хирург принял его весьма любезно, подтвердил, что операция его матери жизненно необходима.
— Ваша мама — упрямый человек. Мы много раз пытались уговорить ее на операцию, она отказывалась наотрез. Хорошо, что все закончилось таким образом.
— Хорошо закончилось? — повторил Трофим с недовольством. — Не вижу ничего хорошего!
Хирург воспринял его недовольство с миной "видали мы и не таких родственников".
— Видите ли, — он удобнее уселся в вертящемся кресле, — лечить против воли у нас еще не научились. А хорошо закончилось потому, что рядом оказался человек, сумевший оказать квалифицированную помощь до подъезда бригады медиков. У вашей мамы была клиническая смерть. Ее сердце остановилось, и если бы не тот человек… Нет, в обморок падать поздно! — врач встал, быстро налил в стакан коньяка и протянул Трофиму: — Пейте.
Трофим взял стакан дрожащей рукой и взглянул на врача:
— Я за рулем.
— Пейте. Вам сейчас нужно. Разве вам не рассказали, как доставили вашу мать?
Он покачал головой и залпом выпил коньяк. Пелена перед глазами постепенно рассеивалась.
— Теперь знаете. Не забудьте поблагодарить спасителя.
— Где мне его найти?
— Ее, — поправил собеседник. — Заиметь бы такого врача!.. Сколько раз переманивал ее в нашу больницу — не идет, гордая! Куда я брошу деревенскую больницу-развалюху?..
Трофим плохо слушал его — не терпелось увидеть мать, обнять ее, попросить прощение за то, что столько лет не думал о ней! Прислушиваться к разговору снова он стал, услышав свою фамилию.
— Странно, но фамилия спасительницы — Чернобровина. Бывает, знаете ли, стечение обстоятельств.
Трофим усмехнулся:
— Это моя жена.
Брови собеседника взлетели вверх:
— Сколько с Софьей Владимировной встречался… не в том смысле! — понятия не имел, что она замужем!
Трофим поднялся на ноги, обронив:
— Вот и она, судя по всему, об этом забыла! Могу я увидеть маму?
Смущенный, врач разрешил зайти в палату на десять минут.
— И снова ко мне, если вы собираетесь подписать разрешение на операцию.
— Я сейчас подпишу, если можно.
Трофиму выдали халат и бахилы и отвели в нужную палату.
Старая дверь — когда здесь делали ремонт последний раз? — скрипнула, пропуская его внутрь. Трофим остановился на пороге. Мать лежала на кровати у окна. Похудевшая, постаревшая, почти седая…
— Мама…
Он спала или дремала, но от его голоса открыла глаза и повернулась.
— Троша!.. Сынок!..
Трофим притащил железный стул, сел на него, схватил руку матери. Он долго прижимал ее к губам, вспоминая запах, впитанный с ее молоком.
— Мама, прости, прости, пожалуйста!.. — если б мог крикнуть во весь голос! Но в палате были еще больные, приходилось чуть ли не шептать, чтобы не потревожить их покой. — Мама, прости меня!
— Да ты что? Не надо, не расстраивайся, все хорошо. А тебя увидела, еще лучше будет. И помирать теперь не захочется!
— Мам!..
Еще никогда в жизни он не испытывал такого ужаса.
— Дай хоть я на тебя посмотрю. Какой ты стал!..
— Я все тот же, идиот!.. Мне надо было давно приехать и забрать тебя к себе!
— Нет, сынок, мне здесь хорошо. Куда я отсюда? Здесь родилась, здесь и покой найду. А ты?.. Как ты живешь?
— Живу, мам. Мне сейчас надо уйти — разобраться с твоей операцией. И не возражай!
Она покачала головой:
— Хорошо, не буду. Вот и Сонюшка все заставляла, да мне не хотелось… Виделись уже? Троша…
Он покачал опущенной головой.
— Это я попросила ее позвонить тебе. Увидеться хотелось. Сама она не стала бы — обидел ее больно, сынок. Не заслужила. Лучшей невестки для себя, жены для тебя и не искала. А сынок у вас…
Мать замолчала, понимая, что он сейчас испытывает.
— Он так на тебя похож! Тяжело им одним, Троша.
— Я пытался, мам… Не приняла она меня. Деньги посылал.
Мать горько усмехнулась.
— Ты Соню не знаешь разве?.. Все переводы до копейки у меня дома лежат. Она молодец, смогла Пашку сама поднять. Но ты-то как же?..
— Мам, прости меня за все.
— Да я и не сердилась вовсе. Все хотелось мне, чтобы ты понял что-то в жизни… Но, видимо, я сама ничего в ней так и не поняла! Ты надолго-то приехал, Троша?
Он чуть не выпалил: "Навсегда"!
— Я не уеду, пока буду нужен здесь!
— А как же твоя фирма?
— Что может быть важнее тебя?
В палату заглянул хирург, кивнул ему, и Трофим встал, еще раз поцеловав мать.
— Я завтра обязательно к тебе приду. Я люблю тебя, мам!
— Троша…
Он обернулся от двери.
— Ты только подумай перед тем, как что-то решать! С Соней и Пашей…
— Я уже решил! Или скоро решу. Все будет хорошо, мам!
ГЛАВА 20
Насовсем
Трофим остановил машину возле дома Сони. Хотел сначала заехать к себе, но понял, что не сможет находиться там без матери. Там, где все пропитано материнской заботой и лаской, там, где он рос с пеленок. Там, где он стал мужчиной, там, где до сих пор жили его душа и сердце. Хотя нет, сердце жило здесь.
