— Что значит ему хорошо? — переспросил отец.
Но мамы, кажется, уже поняли, переглянулись, покачали головами.
— Отец, может, я сама поговорю с ней? Матери-то скажет…
Матери, может, и осмелится сказать. Соня поднялась с табуретки и хотела уйти с матерью в другую комнату, но тут распахнулась дверь. На пороге застыл распаленный и разозленный Трофим. Изо рта у него шел пар, а на волосах лежали снежинки.
— Здесь!.. Ты что же делаешь?.. Как же ты могла?.. Я в полицию заявление относил…
Соне показалось, сейчас он ударит ее. Но тут была тетя Валя, а при ней Трофим не осмелился бы поднять руку.
— Дома, жива, здорова, — подтвердила Соня. — Все?
— Почему? — Трофим шагнул к ней и навис над табуреткой. Соня съежилась. — Ты маленькая… дрянная… девчонка!..
Тетя Валя бросилась к нему, оттаскивая в другой угол.
— Троша, пойдем домой! Завтра поговорите. Успокоишься…
— Не хочу я успокаиваться, мама! — крикнул он. — Она мне всю жизнь испортила!
Соня тут же вскочила с табуретки:
— Это я испортила тебе или ты — мне?
— Я люблю тебя, дуру! — сорвал Трофим голос.
— Любишь, только меня зовут Соня, а не Аня…
— Это какая Аня? — не понял отец.
— Володь, — махнула на него мама. — Пойдем-ка мы к тебе, Валь. Им поговорить нужно.
— Мам, не уходите! — Соня обняла ее, снова почувствовав себя маленький девочкой. — Не о чем нам говорить, не хочу я больше ничего… Спать хочу!
Мать гладила ее по голове, тетя Валя гнала Трофима.
— Или домой. Сначала я с тобой поговорю. Видишь, с девочкой неладно. Вдруг заболела?
— Да нормально все с ней! — Трофим устало опустился на вторую табуретку. — Ребенка мы ждем… Она не сказала вам?
У родителей случился очередной приступ тяжелого молчания, которое отец нарушил взмахом руки:
— О чем тут говорить? У нее есть семья, муж и ребенок будет — пусть едет домой с мужем.
Соня была готова к такому повороту событий. Зная отца и его непреклонность, она на всякий случай договорилась с Зойкой переночевать у нее. В деревне или в центре всегда найдется место жить и работать. Если что — в другую деревню уедет. Но без Трофима!
— Я не поеду, папа.
— Поедешь!
Сложив руки на груди, Соня прижалась к стене.
— Я приехала домой, но если мне здесь не рады, могу и уехать. Решать свою жизнь дальше я буду сама. Мне не нужен муж, называющий меня в постели именем любовницы.
Трофим вспыхнул. Тетя Валя с размаху влепила ему пощечину:
— Как же ты мог?!
Потирая красный след на щеке, он огрызнулся:
— Уже просил прощения, на коленях стоял. Что еще надо?! Не хочет со мной жить — не надо.
— Не хочу, — подтвердила Соня.
Он подошел к ней так близко, что она могла видеть радужку его глаз, переливающуюся всеми цветами. Она будет скучать по его глазам… По их прищуру, длинным пушистым ресницам, по взгляду…
— Ты хорошо подумала?
— У меня было время, — усмехнулась Соня. — Целая бессонная ночь, после того как ты назвал меня Аней.
— Я не называл!
В углу тихо плакала тетя Валя, вытирая глаза платком.
— Стыдно-то как! Только жить начали…
— Ладно тебе, Валь. Все в жизни бывает.
Соня взглянула на свою мать, пытающуюся успокоить мать Трофима. Сами хотели услышать правду, а она никогда не бывает приятной.
Трофим протянул руку:
— Последний раз спрашиваю: ты едешь?
— Нет.
Взглядом можно приласкать, ободрить, поддержать или убить. Соне казалось, что глаза Трофима режут ее на мелкие части. Только больнее, чем есть, уже не будет.
— Как хочешь!
Он развернулся к двери и бросил через плечо:
— Ты мне тоже не нужна!
— Троша, не уезжай! — тетя Валя пыталась удержать его за плечо, но он вырвался. — Нельзя же так, у вас малыш будет!
— Она хочет растить его одна — на здоровье! — кинул он в сердцах. — И ребенок этот тоже не нужен.
— Трофим!..
Очередная пощечина от матери была заслуженной. Если бы Соня смогла добраться до него, ударила бы сама.
— Если ты сейчас уйдешь, то считай, что у тебя нет матери!..
Бедная тетя Валя держалась за сердце.
— Мама, я не останусь с ней! Ненавижу!
— Уходи, Трофим!
Тетя Валя сама почти вытолкала его за калитку и зашлась в плаче. Соня не знала, что ей делать, успокаивать ли мать Трофима или свою, которой тоже стало плохо. Да и ей самой нужно было отдохнуть.
Отец, разводя руками, крутился на одном месте:
— Что ж такое-то? — бубнил он. — Вот елки-палки!.. Валя, Кать… хватит реветь-то, всех слез не выревешь. Сонька, что натворила-то?.. Тащи валерьянку, отпаивать всех будем.
Соня вздохнула и отправилась за коробкой с медикаментами.
ГЛАВА 17
В разные стороны
Зима прошла быстро. И весна пролетела незаметно. Из института Соня все же ушла, хоть родители и были против. Но она вдруг поняла, что не потянет все сразу: себя, ребенка, одиночество.
Только теперь узнала, как скучают по любимому человеку. Она скучала по Трофиму, но не призналась бы в этом. Днем ходила радостная, светлая, ночью сворачивалась в клубок и ревела в подушку, чтобы не было слышно. Конечно, все знали, что ревет, ведь опухших, покрасневших глаз не скроешь за макияжем, но тоже делали вид, что все в порядке. Даже тетя Валя, забегавшая проведать ее почти каждый день, держалась молодцом.
С Трофимом не помирилась. Звонил пару раз, тетя Валя осталась непреклонной: или найдет способ извиниться, или… Трофим выбрал вариант "или".
Через Зойку, служившую "почтальоном Печкиным", Трофим передал: хочет развестись. Согласилась.
— Не бывать этому! — возразил ее отец. — Я вас сразу предупреждал, что развестись в случае чего не позволю! Вот и живите в полубраке как хотите, умники.
Спорить с отцом Соня не стала — пока что отношения у них оставались натянутыми, хотя обоим очень хотелось извиниться друг перед другом.
В начале осени в районной больнице появился новый человечек — Пашка.
— Ой, какой хорошенький! — восхищалась Зойка, носившая уже третьего ребенка. — На Троху похож! Глазенки-то какие!..
Да, глаза у малыша были папины: черные, большие, в обрамлении длинных ресниц. Даже врачи удивились.
