Франция всегда была страною, в которой царствовала свобода, и всегда ее сыны защищали эту свободу. В те отдаленные времена, когда на французской почве обитали Галлы, свобода была уже ее достоянием. Вся Галлия делилась на республики, управлявшиеся по собственной воле, но образовывавшие федерацию; все они вместе, в известное время года собирались для обсуждения дел, касающихся всей страны. Все жители принимали участие в управлении и не могли снести над собою тиранической власти одного. Овернские Штаты судили на смерть Цельтилия за то, что он вздумал провозгласить себя королем
[1231]. Правда, короли существовали в некоторых частях Галлии, но их избирал народ, и они не имели абсолютной власти и имели больше сходства с пожизненною должностью, чем с королевскою властью
[1232].
Римляне завоевали Галлию, и свобода Галлов была подавлена, но не уничтожена. Правда, благодаря отсутствию свободы, прежние добродетели ослабели
[1233], но в лучшей части населения сохранялась любовь к свободе, и восстания часто потрясали римское владычество
[1234]. Эти восстания не приводили к цели, а между тем стремление свергнуть ненавистное иго понуждало искать средств к освобождению. Собственных сил было мало, и галлы обратились с просьбою о помощи к германцам, к франкам
[1235]. То было племя, прославившееся своею любовью к свободе. «Творцы свободы — таково было имя, которое повсюду создали им их подвиги»
[1236]. Призыв Галлов был услышан, и они явились в Галлию, свергли иго римлян, основали вместе с Галлами свободное государство под властью королей и создали учреждения, обеспечивающие свободу
[1237].
С этого времени свобода пустила глубокие корни, и жители страны сопротивлялись всегда тирании королей. В восстании с оружием в руках находили они опору своих требований, в исстари существовавших учреждениях легальное оправдание своих действий.
Ни один король не отличился, — говорит Готоман, — такою ловкостью и хитростью, как Людовик XI, и он управлял государством так, что во многих случаях отклонялся от того пути, которому следуют истинные государи. Он не любил своих подданных, удалял и презирал принцев крови и сеньоров королевства и возвышал до важных степеней в государстве лиц низкого и подлого происхождения
[1238]. То было самое сильное нарушение извечных прав, которое было сделано когда-либо прежде, нарушение, о котором Готоман в предисловии к своей книге отзывается как о ране, нанесшей самый губительный удар благосостоянию страны. Допустить подобное нарушение значило уничтожить все прошлое страны, все ее вольности. Знать менее всего была способна на это и решилась защищаться с оружием в руках нарушенные права и силою привести короля к разуму
[1239]. «Принцы, — говорит Готоман, — раздраженные постоянными жалобами и просьбами народа, решились собрать войска и начать войну, чтобы защищать общественное благо и показать королю, как дурно управляет он государством»
[1240]. Они торжественно объявляли повсюду, что цель войны — общественное благо, и обещали народу освободить его от податей и налогов»
[1241]. То было вполне законное восстание: никакой король не вправе заявлять, что он имеет власть требовать всего, чего угодно от подданных
[1242], так что если он поступает как тиран, если народ угнетен и унижен, то восстание является не только справедливым, но и необходимым
[1243]. «Разве положение граждан, — восклицает Готоман, — должно быть худшим, чем состояние древних рабов?»
[1244]
Так поступали всегда французы, так должны поступать и теперь. Но во имя чего, в силу каких прав, для какой цели поднималось подданными оружие против короля? Другими словами, какую конституцию государства оберегали подданные, когда решались браться за оружие?
То были вопросы, для разрешения которых и была написана книга, и они в большей или меньшей степени, с большею или меньшею справедливостью и достоверностью, разрешены Готоманом.
