– Подставь ладонь, толмач.
Рамон сделал, как он велел. Глеб пересыпал ему на ладонь траву и вытер руку о штанину.
– И что я должен с этим делать? – с легким удивлением спросил Рамон, осматривая траву.
– Ты должен это съесть, – сказал Глеб. И пояснил: – Это пробуди-трава. Она поможет тебе сохранить ясность ума.
– Зачем?
– Затем, что хотя бы один из нас должен бодрствовать, если другие уснут.
– Первоход, я…
– Помогите! – донесся вдруг из леса сдавленный детский голосок.
Глеб поправил на поясе меч и сказал:
– Ступайте за мной, но держитесь шага за два.
Затем повернулся и зашагал в чащобу. Рамон, Бровик и Хлопуша, пропустив Первохода вперед, последовали за ним.
Пытаясь вычленить из лесных звуков детский плач, они не заметили других, более тихих, но более зловещих звуков. Валежник дважды треснул под мощными, когтистыми лапами трех голодных чудовищ, чьи пылающие злобой глаза внимательно и зорко следили за четверкой странников из-за густого, колючего кустарника.
Пройдя по чащобе четверть версты, путники внезапно вышли на довольно большую полянку. Посреди полянки сидел маленький мальчик в дырявой рубахе и рыдал в ладони.
– О, боги! – выдохнул Хлопуша. – И впрямь, дите!
Он быстро двинулся к мальчику. И тут мальчишка перестал плакать, вскочил на ноги и со скоростью распрямившейся пружины бросился на Хлопушу. С голодным рычанием маленький упырь попытался вцепиться ему зубами в руку. Однако верзила был вовсе не так неуклюж, как казалось. Он увернулся от зубов упыренка и пнул его ногой в живот. Упыренок, клацнув зубами, взвился в воздух, пролетел две сажени и упал в грязевую плешь. Грязь тут же пришла в движение, обвила упыренка черными, мокрыми, блестящими лапами и стала пожирать.
Упыренок бился и кричал, но грязь цепко держала его в своих лапах, быстро объедая тело и начисто обгладывая кости.
– Господи Боже мой… – упавшим голосом пробормотал Рамон, глядя, как тает тело упыренка. – Что это такое?
– Голодная прогалина, – ответил Хлопуша, сжимая в руке меч и хрипло дыша.
За спиной у них тихо прошелестели ветви. Глеб мгновенно обернулся. Клинок его меча тускло сверкнул в свете восходящего солнца. Оборотни, выскочившие из кустов, резко остановились и с ужасом уставились на меч. Бурая шерсть на их мощных загривках встала дыбом, из глоток вырвалось глухое рычание.
– Не нравится? – крикнул Глеб.
Он шагнул вперед и рубанул ближайшего оборотня мечом по оскаленной пасти. Оборотень рухнул на землю с развороченной мордой. Второй повернулся и крупными прыжками скрылся в чаще.
– Сударь! – заорал Глебу на ухо знакомый голос. – Сударь, очнитесь!
Глеб тряхнул головой и повернул голову на голос.
– Рамон?
Толмач смотрел на Глеба странным взглядом. Смуглое лицо Рамона побледнело, на лбу у него выступили бисеринки пота.
– Рамон, что случилось? Где Бровик и Хлопуша?
– Они здесь, но я не смог их разбудить.
Глеб взглянул туда, куда указывал Рамон. Хлопуша и Бровик лежали на траве. Глаза их были закрыты. Они и впрямь спали.
– Рамон, я…
И вдруг до слуха Глеба долетел чей-то дребезжащий старческий голосок. Глеб быстро повернулся. В паре саженей от него тощая старуха копошилась в траве, явно что-то разыскивая.
– Мамелфа! – выдохнул Глеб. – Какого черта здесь происходит?
Ведьма выпрямилась и взглянула на него. Несколько секунд она таращилась на Глеба злобными морщинистыми глазками, затем пробормотала:
– Я тебя не трогаю, Первоход, и ты меня не трогай.
– Какого черта ты тут делаешь, ведьма?
– Разве ты сам не видишь? Ищу эдельфийский цветок. Он нужен мне для приворотного зелья. Не мешай мне, ходок. Ступай своей дорогой.
В душе Глеба поднялся гнев.
– Ах ты, карга! – прорычал он, выхватил из кобуры ольстру и шагнул к ведьме.
Ударом приклада он сбил старуху с ног и тут же прижал ее тощую голову сапогом к земле.
– Какого лешего тебе от меня надо! – прошипела старуха, скосив на него злобные слезящиеся глазки.
Глеб приставил к тощей голове ведьмы дуло ольстры.
– Я убью тебя, тварь, – процедил он.
Ведьма усмехнулась, ощерив гнилые, сочащиеся кровью зубы.
– Лучше помоги мне найти эдельфийский цветок! – прошипела она с усмешкой. – Я ищу его уже две ночи. Принеси мне этот цветок – и я помогу тебе найти Пастыря!
– Я приношу цветы только на могилы, – прорычал Глеб и нажал на спусковой крючок.
Громыхнул выстрел, и голова ведьмы разлетелась на куски. Глеб стряхнул с сапога сгусток ведьминской крови и вложил ольстру в заплечную кобуру.
За спиной у него послышался шорох. Глеб оглянулся и увидел своих спутников. Они стояли под кустом бузины и с изумлением смотрели на мертвую ведьму.
– Кто она? – тихо спросил Бровик.
– Ведьма Мамелфа, – ответил Глеб, обтирая носок сапога об траву. – Собирательница сердец. Не думал, что наткнусь на нее здесь.
– А что она здесь делала?
– Искала цветок для своего ведовского варева.
– Ты жестоко расправился с ней, – сказал Рамон.
– Верно, – кивнул Глеб. – Но не стоит жалеть эту тварь. Если бы ты знал, сколько людей она…
И вдруг ведьма зашевелилась на земле и стала медленно подниматься, шаря в пустоте морщинистыми руками.
– Первоход! – испуганно вскрикнул Хлопуша.
Глеб обернулся. На окровавленной шее ведьмы вздулся пузырь крови и стал стремительно разрастаться, и вот уже не пузырь, а новая морщинистая голова крепко села на старческих сутулых плечах и моргала на Глеба злобными глазками.
Глеб отступил на шаг и процедил сквозь зубы:
– Что, тварь? Никак не угомонишься?
Он выхватил из кобуры ольстру, нацелился ведьме в лицо и нажал на спуск. Когда дым от пороховых газов рассеялся, ведьма выплюнула сплющенную пулю на траву и захихикала.
Глеб снова вскинул ольстру. Загрохотали выстрелы. Ведьма подскочила на месте, развернулась и с омерзительным хихиканьем бросилась наутек, лавируя и петляя по траве, как заяц. Добежав до зарослей орешника, она нырнула между ветвями и скрылась из глаз.
Разрядив весь магазин и так и не добившись успеха, Глеб опустил ольстру.
Спутники Глеба стояли там же, где и прежде. Все трое были белы, как полотно.
– У ней выросла новая голова… – с ужасом пробормотал Хлопуша. – Ты видел?
– Видел, – хмуро отозвался Глеб. – С ведьмами такое случается. Нужно убираться отсюда поскорее, пока они…
