– Как ты называешь этот меч? – спросил он.
– Рудгор, – ответил кузнец. – Я называю его Рудгор. Так звали моего сына.
Глеб взглянул на Вакара удивленно.
– У тебя был сын?
– Был, – кивнул Вакар. – Моя жена умерла, рожая его. Но Рудгор родился хилым и умер на третий день после рождения.
– Прости. Я этого не знал.
Глеб помолчал, обдумывая все, что услышал. Потом сказал:
– Вакар, я буду с тобой так же честен, как ты со мной. Я не верю, что «гриб бессмертия» существует. Если бы он был, я бы давно нашел его. Кроме того, сила любой чуднoй вещи становится тем слабее, чем дальше ее уносят от Гиблого места. Тебе придется всю жизнь прожить неподалеку от чащобы. В Хлынь– граде, в Топлеве, в Отнеевке или где-нибудь поблизости.
– А я никуда не собираюсь уезжать отсюда, – заверил Вакар. Он помолчал немного, теребя рыжеватую бороду и будто бы на что-то решаясь, потом сказал: – Когда я ковал этот меч, я всё время думал про этот проклятый гриб. Рудгор выкован не только из хуралуга и белого железа, но и из моих надежд, Глеб.
– Что ж, раз ты так сильно в это веришь… Да будет так.
Глеб вынул из ножен свой меч и положил его на верстак. А взамен сунул в ножны новый всеруб. Поднявшись с лавки, Глеб глянул на Вакара и осторожно спросил:
– Твой внук ведет себя, как человек?
– Он и есть человек, – спокойно ответил кузнец.
– Только наполовину.
– Он человек, – упрямо проговорил кузнец. – Родился человеком и умрет человеком.
Несколько мгновений мужчины смотрели друг другу в глаза. Затем Глеб кивнул.
– Хорошо. Но приглядывай за ним получше, Вакар. Рано или поздно он чем-нибудь себя выдаст. И тогда его убьют.
– Я позабочусь о своем внуке, Первоход. Уж будь уверен. У мальчика доброе сердце. Гораздо добрее, чем у большинства людей. Он рожден от настоящей женщины, и человеческого в нем больше, чем звериного.
– Главное, чтобы он сам об этом не забывал.
– Он не забудет. Клянусь Перуном.
– Что ж, пусть боги помогут ему. Пора вернуться к Хлопуше.
– Да, пора. – Вакар улыбнулся. – Должно быть, твой приятель слопал все мои съестные запасы. Нужно будет дать вам на дорогу побольше сухарей и вяленого мяса. Иначе этот великан проглотит тебя, да так, что и сам не заметит.
4
До «уграйской кущи» добрались довольно быстро. Два разъезда удалось миновать, прячась за деревьями, но третий – из трех всадников – сам внезапно выехал из-за деревьев. Глеб вскинул скорострел, однако нажать на спуск не успел. Что-то тяжелое ударило его по руке и вышибло скорострел из пальцев.
Глеб кинулся к разбойникам, сбросил одного с коня и хотел сам запрыгнуть в седло, но не успел он коснуться передней луки седла, как на голову ему обрушилась голомень меча. Глеб пошатнулся и, почувствовав еще один удар, провалился во тьму.
Первое, что услышал Глеб, придя в себя, был цокот копыт о камни, устилавшие дно пересохшего ручья. Глеб сидел на коне со связанными запястьями. В это мгновение голову Глеба пронзила острая боль, и он снова потерял сознание.
Очнулся он лишь тогда, когда разбойники сняли его с лошади и прислонили к стене избы.
– Ну? Ты как? – спросил его Шкуродер.
– Лучше, чем пять минут назад. – Глеб огляделся. Перед ним расстилался большой двор. Народу было много, но все занимались делом. Кто-то таскал воду, кто-то рубил дрова, кто-то возделывал огородик, кто-то развешивал для просушки белье. Люди бросали в сторону Глеба любопытные взгляды, но никто из них не прервал своей работы.
– Это и есть «уграйские кущи»? – хрипло спросил Глеб.
Шкуродер кивнул:
– Да.
К ним подошел лысый, безбородый и безбровый мужик с рожей профессионального убийцы. Этакий Хитмен, но не в костюме и галстуке, а в полукафтане и с мечом на боку.
– Гвидон, – обратился к нему Шкуродер, – стой здесь и никого не пускай в избу.
Пять минут спустя Глеб сидел в избе, на лавке, обезоруженный, связанный по рукам и ногам и беспомощный. За столом, в полутора саженях от себя, Глеб увидел пятерых разбойников. Один из них вертел в руках скорострел. Вичкут Шкуродер уселся на резную лавку, прямо перед Глебом.
Глеб посмотрел ему в глаза, облизнул распухшие губы и хрипло спросил:
– Где Хлопуша?
– В чулане, – небрежно ответил атаман Вичкут.
– В каком?
– Прямо у тебя за спиной.
Глеб повернул голову и увидел краем глаза дверцу.
– Как это вы сумели втиснуть его туда? – удивился Глеб.
Седобородый атаман ухмыльнулся.
– Сумели.
Глеб перевел взгляд на атамана.
– А ты постарел, Шкуродер, – проговорил он. – Сильно постарел.
– Ты тоже не стал моложе, Первоход. Что ты делаешь в городе?
– Соскучился по вашим рожам. Кто меня вырубил?
Атаман кивнул головой на смуглолицего громилу, одетого в халат и с кайсацким шлемом на голове.
– Его зовут Фарух. Он может расшибить дубовую доску в щепы голым кулаком.
– Жаль, что вместо дубовой доски ему попалась моя голова, – угрюмо проговорил Глеб. – Раньше ты брезговал степняками, Шкуродер. Считал их безмозглыми выродками.
– Фарух печенег, он служит мне верой и правдой. Если я прикажу, он вырежет тебе кишки и съест их.
– Не сомневаюсь. Ты всегда плохо кормил своих псов.
Фарух скрипнул зубами, а Шкуродер усмехнулся и снисходительно проговорил:
– Ты жалок, Первоход. И ты в моей власти. Если я захочу, я могу убить тебя.
– Ну, так сделай это побыстрее.
Атаман покачал седой головой.
– Нет. Быстро не хочу. Я бы хотел, чтоб ты помучился перед смертью.
– Чем же я заслужил такую нелюбовь?
– Ты всегда стоял у меня на пути, Первоход. Помнишь караван ладей, что о прошлую зиму шел по Ядрыни? Это ведь ты предупредил купцов и посоветовал им нанять заградительный отряд?
Глеб сплюнул кровь, мрачно посмотрел атаману в глаза и хрипло изрек:
– Странно. По голове дали мне, а бредишь ты.
– Года два назад я ненавидел тебя, – продолжил Вичкут задумчиво. – В Порочном граде только о тебе и говорили. Куда ни придешь, повсюду одно и то же: Первоход – то, Первоход – сё. Потом ты стал изгоем, но это не излечило моей ненависти.
– Так ты завидуешь мне, что ли?
Вичкут Шкуродер внимательно посмотрел на Глеба.
– Что ж… Может, и так. Но то было раньше. Теперь – нет. Будь мы с тобой в городе мертвых, я бы заглядывал тебе в рот и ловил каждое твое слово. Но в Хлынь-граде ты так же беспомощен, как любой из местных бродяг.
