– А когда ты наконец подумаешь об Эйми?
Я даже скрипнула зубами. «О ней-то я как раз все время и думаю!»
– Иди-ка сюда. Я хочу тебе кое-что показать.
И, схватив за руку, Ян повел меня к одному из столиков, прячущихся в тени зонтов. Там лежал его открытый ноутбук. Ян подставил мне легкое кресло, сам опустился на соседнее и, отодвинув ноутбук, развернулся на сиденье ко мне лицом.
– Я нашла пропавшие картины Джеймса, – сообщила я.
Он издал протяжный хриплый вздох.
– Они оказались на втором этаже, в личной студии Карлоса. – Я подцепила ногтем отслоившуюся краску на подлокотнике. – Он совершенно меня не помнит и притом ведет себя так, будто у него вовсе не было потери памяти. Я предложила ему помощь, а он велел мне уйти. А еще сказал, что Имельда – его сестра. Я не понимаю, что с ним происходит.
Ян задумчиво потер ладонью подбородок.
– Помнишь, что я говорил тебе о своей матери?
Я откинулась на спинку кресла.
– Какое отношение это имеет к Джеймсу?
Но Ян вперил в меня жесткий взгляд, и я невольно уселась поглубже.
– Ну, ты не слишком много мне рассказывал о ней. Только что у твоей мамы были некоторые проблемы… с душевным здоровьем.
– У нее было диссоциативное расстройство идентичности, которое чаще называют как расстройство множественной личности. У мамы этих личностей было две. Сара, ее основная сущность, была моей матерью. А еще была и Джекки… – Ян подвинулся на сиденье, потер ладони о шорты. – Это ее состояние держало меня в постоянном страхе. То, что происходило с мамой, сильно напоминало историю Джекила и Хайда
[30]. Возвращаясь из школы, я никогда не знал, кого встречу дома.
– Эта Джекки тебя обижала?
– В физическом плане – нет. Но она терпеть не могла меня и ненавидела моего отца. Джекки вовсе не считала, что она замужем, и часто куда-то отлучалась, порой даже на несколько дней. Так что, когда отец уезжал в город по делам, мне приходилось самому о себе заботиться.
– Твоя мать, должно быть, ужасно переживала потом, что оставляла тебя одного.
– Да, конечно. После того, как я рассказывал ей то, что она вытворяла, или показывал фотографии.
– И она ничего при этом не помнила? – нахмурилась я.
– Сара не имела ни малейших воспоминаний о том периоде, когда доминировала личность Джекки. Равно как и Джекки понятия не имела ни о какой Саре. Это были полные провалы в памяти, причем с обеих сторон. Проще говоря, Сара и Джекки были двумя совершенно разными людьми, они даже разговаривали по-разному.
Я потянулась к руке Яна:
– Представляю, как это ужасно было для тебя.
Его губы тронула горькая улыбка.
– Именно из-за мамы я и не люблю портреты. Она просила меня фотографировать ее всякий раз, когда появляется Джекки. Маме хотелось знать, как эта Джекки выглядит, как одевается, какую носит прическу. И то, чем та занимается. Мои снимки всегда подлавливали Джекки в самые ужасные моменты, и у мамы эти фотографии вызывали отвращение. А я люто ненавидел женщину на этих фотографиях. Видишь ли, когда смотришь фотографию на стене в сильно увеличенном виде, там обнаруживается куда больше мелочей, нежели на пленочном кадре размером с ноготок. Включая всю ту дрянь, что люди пытаются скрывать. И особенно это проявляется у них в глазах.
– Что с ней случилось?
– Не знаю. – Ян снова воззрился мне за плечо совершенно отрешенным взглядом. – Когда Лэйни меня нашла, я уже неделю как ушел из дома. Мы отправились с мамой за покупками. Жили мы тогда в Айдахо – а там, знаешь ли, можно отмахать несколько миль, не увидев вокруг ничего, кроме бескрайних полей. И вот на одном из перекрестков с четырехсторонним «стопом»
[31], где-то совсем у черта на куличках, Сара исчезла и появилась Джекки. Остановив машину, она посмотрела на меня во внутрисалонное зеркало и произнесла только два слова: «Пошел вон». Больше ей ничего и не требовалось говорить: я и так очень шустро выбрался из машины, даже не думая о том, как найду дорогу домой. Единственное, чего я тогда хотел – это убраться от нее подальше.
– Лэйни оказалась на званом ужине, – продолжал Ян, – где мой отец встречался с разыскивавшими меня полицейскими, чтобы вместе еще раз изучить карту местности. Пытались вычислить те места, куда еще не заглядывали. Лэйни тоже была там со своей семьей и предложила папе помощь. Когда она представилась как ясновидящая, полицейские лишь рассмеялись, но отец готов был принять любую помощь, от кого угодно. И Лэйни привела его прямо ко мне. Весь грязный и изголодавшийся, я прятался в дренажной канаве, боясь, что Джекки меня найдет… Мама вернулась домой через два дня после меня.
Отец нашел некоего специалиста, надеясь, что Джекки как-то удастся подавить. Врач потом объяснил, что над мамой еще в детстве жестоко надругались, и это скорее всего и вызвало в ней синдром множественной личности. На эмоциональном уровне она таким образом дистанцировалась от той травмы. А когда я родился, уже через несколько месяцев в ней водворилась Джекки. И с годами эта смена личностей происходила все чаще. Как сказал отцу доктор, воспитание ребенка оказалось для нее слишком сильным стрессом. В общем, маме нужно было нас покинуть, поскольку никакой надежды на излечение не было. С тех самых пор я ее не видел.
– Вот почему ты так ищешь Лэйси… то есть Лэйни, – поняла я. – Ты хочешь, чтобы она помогла тебе найти мать?
– Да, мне ее не хватает, – кивнул Ян.
Я крепко сжала его пальцы:
– Надеюсь, ты ее все же найдешь.
– Когда-нибудь найду. – Он высвободил руку и побарабанил пальцами по столу. – Но как бы то ни было, я тут все думал о том, что ты мне рассказала: Карлос, судя по всему, не в курсе, что у него потеря памяти. Это как раз и напомнило мне мою мать. – Он подтянул ноутбук к себе поближе. – Не думаю, что у него амнезия.
– Ты считаешь, у него… Как ты это назвал? Диссоциативное чего-то?
– Нет, я лишь…
– Тогда что с ним происходит? – Я начала терять терпение. – Все-таки это амнезия. Он же меня совсем не помнит.
– Как не помнит ни своего настоящего имени, ни чего-либо из прежней своей жизни. Ни друзей, ни семьи – ничего. И Карлос наверняка абсолютно ничего не знает о Джеймсе. Верно я говорю?
– Мне вот так не кажется.
Ян вновь побарабанил пальцами.
– Я подозреваю, у него диссоциативная фуга
[32].
