– Отдал свой фотоаппарат? – изумленно переспросила я, представив в воображении те дорогущие камеры, которые видела в руках у спортивных фоторепортеров – с огромными объективами и непременно на штативах для придания им устойчивости. – Сколько ж тебе было лет?
– Восемь. Да, отдал мне свой. Для отца это был хороший предлог, чтобы купить себе новый, который он уже успел присмотреть, – объяснил Ян.
Тут он остановился и указал на рисованную табличку на здании перед нами:
– Все, пришли.
Я поглядела на свое отражение в витринном окне «Эль-Студио дель Пинтор». Внутри здания было темно. Как и предполагал Ян, галерея уже закрылась. Внезапно у меня задрожали ноги, и я машинально потянулась за его ладонью.
Коллинз встретился со мною взглядом в отражении окна и крепко взял за руку:
– Все хорошо, Эймс. Я с тобой. – Потом, вытянув шею, посмотрел за угол дома. – Мне кажется, вход со двора.
Он потянул меня за собой и вскоре щелкнул задвижкой на кованой железной калитке. Пережившие немало дождей, старые петли тихо заскрипели. По всему дворику стояли в кашпо красивые растения и тропические цветы. По стенам пышными лианами тянулась бугенвиллея, выставляя к солнцу пурпурные, похожие на папиросную бумагу, цветы. Из керамического, покрытого глазурью фонтанчика бежала вода, заглушая журчанием шум с улицы.
Задний двор делили с галереей еще две конторы: мастерская по производству эксклюзивной керамики и агентство недвижимости, дверь у которого была распахнута и чем-то подперта.
Я постучала в стеклянную дверь студии, на которой с обратной стороны болталась табличка.
– А что там написано? – спросила я Яна.
– «Почувствовал прилив вдохновения. Ушел ловить рыбу, или писать картину, или бегать. Скоро вернусь, хотя скорее всего не очень скоро», – пробурчал Ян. – А мы с этим парнем нашли бы, пожалуй, общий язык!
Я прижалась носом к стеклу, – в точности как дети у магазина со сладостями, – приставив по бокам к глазам ладони, чтобы избавиться от бликов.
Размеры студии и в половину не дотягивали до галереи Венди в нашем городе, но от выставленных там произведений захватывало дух.
– Какие прекрасные картины, – выдохнула я, отчего на стеклянной двери тут же возникло запотевшее пятно.
По двум стенам, которые мне удалось рассмотреть от двери, были развешаны холсты, выполненные в различной технике – и маслом, и в акриле, и акварелью. Там были и океанские пейзажи, и солнечные закаты, и, по всей видимости, местные достопримечательности. Затесались среди них и несколько портретов. Что висело на ближайшей ко мне стене, я увидеть не могла, а во всю стену напротив шло окно, выходящее на главную улицу. На полу в центре зала, на пьедесталах из мореного дерева, возвышались скульптуры.
В дальнем углу помещался маленький столик, заваленный красками, бумагой и кистями. Над ним возвышался миниатюрный мольберт. Это сразу напомнило мне столик для поделок, который когда-то стоял в моей детской. Вдоль стены позади этого захламленного столика высились стопки книг и газет.
– Интересно, Карлос сегодня еще вернется? – произнесла я, не отрываясь от двери, отчего стекло снова запотело, и я вытерла его тыльной стороной ладони.
Ян окинул взглядом дворик.
– Подожди. Дай-ка схожу выясню. – И он скрылся в агентстве недвижимости.
Я же вновь обратилась к галерее, внимательно разглядывая картины. Несмотря на разные техники, почерк на них был очень схож. Они определенно были созданы одним и тем же художником. Но с моей точки обзора невозможно было разобрать подпись автора на холстах.
Я отошла от двери и потерла затылок, который уже стал мокрым от волнения и влажного воздуха. В окне агентства недвижимости было видно, как Ян разговаривает с менеджером, однако журчание фонтанчика во дворе перекрывало их голоса. Мне хотелось узнать, когда вернется Карлос, и выяснить, как зовут художника, написавшего все эти картины. А в особенности – какой конкретно оттенок голубого использован для подписи автора на произведении из рекламного буклета.
Я вернулась к парадному входу и стала разглядывать работы в витринном окне. Там была выставлена скульптура чайки, ныряющей в океанскую волну, акварель в рамочке, на которой художник вывел на фактурной бумаге свое имя теми же оттенками серого, что и горизонт с пробуждающимся солнцем, и картина акрилом с голубой подписью. Я стала изучать характер мазков на последней. И насколько мне хотелось верить, что именно Джеймс создал это произведение, настолько же я в этом сомневалась. Сходство, конечно, присутствовало, но были и огромные различия. В отличие от картин, висевших у меня дома, где техника мазков была всегда контролируемой и сдержанной, здесь она отличалась эксцентричностью и какой-то беззаботностью. Она была раскрепощенной – вот какое определение сразу приходило на ум. Впрочем, в конечном итоге живопись была столь же чарующей, что и та, которая висела у меня дома. Кстати, и подпись на картине была сделана в той же непредсказуемой манере, что и вся работа. И то ли в этом голубом пигменте было добавлено слишком много зелени, то ли просто тон стекла искажал цвет. Чтобы лучше рассмотреть, надо было попасть внутрь.
Ян тоже обогнул дом, заговорив со мной еще от кованой калитки:
– В агентстве недвижимости мне сказали, что Карлос вообще любит закрываться пораньше. Он, дескать, занимается марафонским бегом. Селина – так зовут агента, с которой я разговаривал, – видела, как он уходил в таких вот коротеньких беговых шортиках. – Он поднял руки с растопыренными пальцами и тут же стиснул ими воздух, точно тесто.
Расширив глаза, я даже кашлянула.
– Это она так сделала, не я. Я лишь доподлинно воспроизвел.
Я закатила глаза к небу.
– Селина предполагает, что сегодня он уже не вернется, так что давай попробуем попасть сюда завтра. Только пораньше, ладно? Как указано в табличке на двери, он открывает «около десяти». – Ян изобразил в воздухе кавычки.
Я поджала губы и рассеянно кивнула. Увидев мое опустошенное лицо, Ян сразу сник.
– Ну же, Эймс, – подергал он меня за рукав, – тебе надо радоваться. Ты ж на целый шаг приблизилась к разгадке дела об исчезновении жениха.
Я метнула на него гневный взгляд.
– Я, между прочим, выяснил, что здесь, – он ткнул большим пальцем на окно, – находится галерея, а студия Карлоса – в помещении этажом выше. Он проводит там занятия живописью.
Чувствуя, как Ян за мною пристально наблюдает, я не могла оторвать глаз от картины акрилом в витринном окне. Может, я слишком долго на нее смотрела – но оттенок подписи как будто стал иным. То ли немного изменилось освещение, то ли я просто заставляла себя увидеть то, чего на самом деле не существовало?
Ян нетерпеливо пошаркал ногой.
– Что не так?
Я постучала пальцем по нижнему углу окна.
