На самом деле, я была совсем не против его присутствия. Поужинав, мы обычно устраивались в гостиной, я читала вслух дневник Марты, мы обсуждали прочитанное, всегда горячо и живо, раз уж были людьми заинтересованными, потом неизменно переходили к недавним событиям. Новостями Сергей не баловал. То ли следователи своими догадками с ним не особо делились, то ли до сих пор топтались на месте.
Звягинцев утверждал, что подозреваемые у них так и не появились. По крайней мере, не появились такие подозреваемые, которых бы задержали или хотя бы допросили с особым пристрастием, само собой, я вовсе не мордобой имею в виду. Согласитесь, допрос от беседы отличаться все-таки должен. Так вот, пока они беседовали.
В четверг вечером обход села был закончен, а в пятницу мы с Сергеем поехали в город. За эти дни он успел навести кое-какие справки о Терентьевой. Оказалось, что работала она вовсе не в ДК, а в управлении культуры. Сергей созвонился с одной из ее бывших коллег, она ждала нас в 11:00 в своем кабинете.
Лучинская Эмма Романовна оказалась женщиной лет шестидесяти, стройной, моложавой, с низким хрипловатым голосом.
— Присаживайтесь, — поднимаясь нам навстречу, сказала она.
Звягинцев представился, кивнув в мою сторону, произнес:
— Анна Викторовна.
На этом официальная часть, можно сказать, была закончена. Он, как и в прошлый раз, надел форму, видимо, по этой причине ему не только не пришлось давать объяснения, но даже документы предъявлять.
— Думаю, вы понимаете, по какой причине мы решились вас побеспокоить, — начал он, устраиваясь в кресле.
— Вы имеете в виду гибель дочери Людмилы Юрьевны?
— Нам бы хотелось прояснить кое-какие моменты.
— Да, разумеется, — кивнула Эмма Романовна, но было заметно, что она теряется в догадках.
— Мы рассматриваем несколько версий, и одна из них касается прошлого Людмилы Юрьевны. — Недоумения на лице Лучинской лишь прибавилось. — Вы давно с ней знакомы?
— Дайте сообразить. Лет семнадцать, наверное. Да, семнадцать лет назад я пришла сюда, Людмила Юрьевна здесь уже работала. До этого руководила художественной школой.
— Художественной школой? — переспросила я.
— Да. Первой городской. Она, кстати, сама неплохо рисует. И дочка ее художественную школу закончила. Правда, дальше по художественной части не пошла, поступила на экономический… Сотрудником Людмила Юрьевна была прекрасным. Поэтому мы так удивились, когда она сообщила, что уходит на пенсию. Возраст вполне позволял еще поработать. Да и что ей дома делать, скажите на милость? Интеллигентный человек, привыкла быть в центре культурных событий… Без нее ни одно городское мероприятие не проходило. И вдруг на пенсию. Да еще в деревню. Уму непостижимо. Мы отговаривали ее, как могли. Но она только отшучивалась: культура без меня обойдется, а мне на покой пора. Надо дать дорогу молодым… Первые полгода мы ждали, может, одумается. Я ей довольно часто звонила. Но она, кажется, была вполне довольна. И если бы не эта ужасная трагедия…
— Скажите, а с мужем Людмилы Юрьевны вы были знакомы?
Женщина слегка растерялась, заговорила после довольно продолжительной паузы, подбирая слова:
— Насколько мне известно, официально замуж она не выходила. Терентьева — ее девичья фамилия.
— Но что-то об отце Анастасии вам известно?
— Нет, — чересчур поспешно ответила она. — Мы этот вопрос как-то не затрагивали. При мне Людмила Юрьевна о нем никогда не говорила.
Я перевела взгляд на Звягинцева, он едва заметно пожал плечами, предлагая действовать мне.
— Тогда я спрошу иначе, — вздохнула я. — О художнике Дмитрии Коровине вы слышали?
— Разумеется. — Женщина вдруг покраснела, а у меня участилось сердцебиение, потому что появилась надежда: мы на правильном пути. — Он известный художник, в городе не раз проходили его выставки, с большим успехом, кстати сказать.
— А Людмила Юрьевна была с ним знакома?
— Конечно. Я же говорю, она всегда была в центре культурных событий.
— А не могло их что-то связывать помимо работы?
— Это вам следует у нее спросить, — ответила Эмма Романовна. — Я, знаете, сплетнями не занимаюсь.
— Разумеется, мы спросим. Но сейчас беспокоить ее не хотелось бы. Вы же понимаете, человек потерял дочь, а тут мы со своими вопросами. Не всегда приятными, кстати сказать. Но работа должна продолжаться, наша работа, я имею в виду. Поэтому мы и обратились за помощью к вам.
— Ну, хорошо, — кивнула она. — Я была на похоронах Насти. Вы, наверное, знаете, ее несколько дней назад похоронили, и Люда… Людмила Юрьевна сейчас в городе… Бывшие коллеги пришли ее поддержать, из художественной школы тоже… Потом еще долго не расходились, обсуждали эту трагедию… И… о многом говорили, это свойственно людям.
— Коровин был отцом Анастасии? — решила я прийти ей на помощь.
Эмма Романовна кивнула.
— По крайней мере, ее бывшие подчиненные в этом не сомневались. У Коровина педагогический дар, и Людмила Юрьевна уговорила его давать детям мастер-класс. Он до самой своей болезни никогда не отказывал. Очень детей любил, легко находил с ними общий язык. Своих детей у него не было и… вы понимаете… Видимо, между ними возникло чувство, и в результате на свет появилась Анастасия. — Тут она смущенно замолчала, а потом добавила скороговоркой: — Получается, я вам тут сплетни пересказываю…
— На самом деле, вы нам очень помогли, — поднимаясь, сказала я, и мы поспешили проститься.
— Между прочим, она совершенно права, — проворчал Звягинцев, когда мы вышли на улицу. — Это действительно просто сплетни.
— Которые не мешает проверить, — кивнула я. — Отчество у Анастасии какое, кстати?
— Дмитриевна, — ответил он.
— По-моему, у нас есть повод поговорить с Терентьевой.
Он вроде бы с неохотой кивнул.
Терентьева жила неподалеку. Я думала позвонить ей, но потом решила, лучше будет, если она не успеет подготовиться к разговору.
Людмила Юрьевна открыла дверь и с полминуты смотрела на нас с отсутствующим видом, точно не понимая, что происходит.
— Здравствуйте, — громко произнес Звягинцев. Похоже, это привело ее в чувство.
— Здравствуйте, — ответила она, отступая на шаг, что позволило нам войти. — Что случилось?
— Людмила Юрьевна, мы бы хотели поговорить с вами.
— О чем? — переводя взгляд с него на меня, задала она вопрос.
— О вашей дочери, естественно. Видите ли, у меня возникла догадка, и прежде, чем рассказать о ней следователям… в общем, я бы хотел кое-что уточнить.
— А при чем здесь эта женщина? — кивнув в мою сторону, сказала Терентьева.
— Если быть точным, догадка появилась у Анны, она поделилась ею со мной…
