— Он ушел вслед за немцами, всего за несколько дней до того, как здесь появились наши. Явился на хутор, звал Агнес с собой, сказал, что жизни здесь все равно не будет.
— И куда хотел податься?
— Особых планов, похоже, у него не было. Намеревался проскочить между красными и коричневыми и осесть в том месте, где нет ни тех, ни других.
— Непростая задача. Неудивительно, что бабка отказалась. Куда бежать с детьми?
— Шансы все-таки были…
— Ага, еще больше шансов сложить голову неподалеку от дома. Это дед пообвык за несколько лет в лесах прятаться, а бабка, да еще с детьми…
— Здесь она рисковала не меньше. Кто знал, как с ней новая власть поступит?
— А как она сама объяснила свой отказ? Ведь что-то она Марте сказала?
— Сказала, что идти ей некуда. К тому же она ничего не знала о судьбе Клауса и Марты.
— Серьезная причина остаться. И что дед?
— Сказал, что она дура. Погубит и себя, и детей.
— Но простились они, судя по всему, по-человечески, если позднее на свет появились моя мама и дядя Макс.
— Судя по дате их рождения, зачатие произошло несколько ранее.
— Ну да… дед забегал на хутор погреться.
— Как легко мы судим других, — съязвила Танька.
— Ага, на это я мастерица. Но ты меня порадовала, он не просто смылся, а зашел проститься и даже звал Агнес с собой. Я-то считала его сукиным сыном, а он, оказывается, был небезнадежен. Хотя, подозреваю, он не сомневался, что бабка откажется, и на этот случай в ближайших кустах его ждала боевая подруга.
— Не можешь простить ему, что он не любил твою бабку?
— Довольно длительное время я была уверена, что и сама ее не люблю.
— Вот как. А сейчас?
— Сейчас не знаю. По-разному.
— Мне кажется, на самом деле, вас связывало что-то даже большее, чем любовь, — сказала Танька.
— И что же это такое?
— Пытаюсь найти определение. Зов крови, наверное.
— Против зова крови я не возражаю. Значит, куда подевался Молодой мельник, мы так и не узнаем? Жаль. Интрига длиною в несколько десятков лет. Умеют некоторые возбудить интерес…
— Вдруг да появится еще.
— В смысле, убежать далеко не удалось, и он вернулся? Куда же потом делся?
— Кстати, а Стас ничего не рассказывал о последней встрече с отцом? — задала вопрос подруга.
— Ничего. Стас, как и Агнес, был не большой любитель рассказывать. Хотя он мог и не присутствовать при этом, спал, к примеру. Ведь дед предпочитал заглядывать по ночам.
— Марта пишет: он перекрестил детей и поцеловал на прощание. Спали они или их разбудили с этой целью, непонятно.
— Перекрестил? — сказала я. — Этот момент особенно впечатляет. Учитывая, что дед ни в черта, ни в Бога не верил.
— Всем нам нужна надежда.
— Согласна. Особенно когда бросаешь жену и детей и отправляешься неизвестно куда.
— По-твоему, он должен был остаться?
— По-моему, он должен быть со своей семьей.
— Ты не пошлешь меня на хрен, если я спрошу: почему ты сейчас вдали от Лондона, где бо́льшая часть твоей семьи?
— Критику принимаю, но им, слава богу, ничего не грозит. Кстати, а дед знал, что Агнес красного командира выходила? — спросила я.
— Похоже, нет. Она его в сарае прятала, чтобы дети не увидели. Знаешь, что я подумала сейчас? Твоя семья заслуживает отдельного произведения.
— Приключенческого романа с мощной любовной линией? Вот и напиши.
— Я редактор, а не писатель. Но, думаю, получилось бы захватывающе. Какие характеры…
— Да, этим нас бог не обидел. Скажи-ка, а Стас, пока выполнял роль сторожа, дневниками интересовался?
— Один раз мы разговорились, насколько можно разговориться со Стасом. Он спрашивал меня об отце.
— Значит, куда тот подевался, он тоже не знал?
— Похоже, что нет.
— Как думаешь, он читал дневники? В смысле, мог найти какую-то конкретную тетрадь и прочитать?
— Почему нет? Почерк у Марты вполне сносный, тетради неплохо сохранились. Во время войны некоторые записи она шифровала, шифр довольно простой, но мне все равно пришлось обратиться к специалисту. В общем, зависит от того, какой временной промежуток его интересовал.
— Если он надеялся что-то узнать об отце, то интересовал его как раз конец войны.
— Неужели Агнес ничего не рассказывала?
— Мне — нет. Стас, возможно, знал куда больше, но он был вроде Агнес, лишнего слова не вымолвит.
— Это точно.
Еще немного поболтав, мы простились. Я открыла почту, вывела на экран фотографии дневниковых записей и стала читать. Последней, судя по всему, встрече моего деда и Агнес Марта посвятила четыре страницы, то есть саму-то встречу описала в трех предложениях, со слов подруги, разумеется, а вот последующий разговор Марты с моей бабкой воспроизведен был со скрупулезной точностью. Так и слышу их голоса.
«— Может, тебе стоило уговорить его остаться? — В ответ Агнес качает головой. — Но почему?
— Это бессмысленно, Марта.
— Тогда почему ты не пошла с ним?
— Потому что мое место здесь».
Что ж, узнаю свою бабку. Если она и проливала слезы, то лишь наедине с собой. Даже верная подруга вряд ли их часто видела… «Неужто так и закончилась ее большая любовь?» — с тоской подумала я. Он ушел, она осталась… В реальной жизни так обычно и бывает. Это в романах они непременно встретились бы. Лет через двадцать пять. Он бы мог сказать, что на самом деле любил только ее, а она успела бы подумать, уходя в вечность: «Все было не зря»…
Буквы на экране расплывались, а по щекам катились слезы. Ничего, мне можно. Оплачу их обоих, своего непутевого деда и верную ему до гробовой доски бабку.
В город мы смогли попасть только в конце недели. В эти дни в селе работали следователи, и Звягинцев был с ними, к тому моменту профи уже успели понять: без участкового им с местными говорить сложно, если те в принципе захотят говорить.
Юриса похоронили. Проводить его пришло все село. Я тоже пошла, но, по совету Звягинцева, старалась не особо попадаться на глаза.
Все это время Сергей ночевал у меня, хотя я и считала его опасения напрасными.
— По-моему, надо быть законченным психом, чтобы в такое время высунуть нос из той дыры, куда он так удачно забился, — твердила я. Звягинцев пожимал плечами.
— Он наверняка думает, что именно так мы и решим. У меня, знаешь ли, ни малейшего желания рисковать. Разбирайся потом с твоим братом, — ворчливо добавлял он.
