— Согласна. Но в то время церковь в чести не была. А другого подходящего героя, должно быть, не нашлось. Н-да, — вздохнула я. — Тебе не позавидуешь.
— Вот-вот.
— Ты зачем приехала? За очередной партией тетрадей? — спросила я с намерением сменить тему.
— Соседка, которая за домом присматривает, сказала, что газовый котел барахлит. Завтра утром мастер приедет, и я сразу в город и на самолет. Все тетради я уже давно перевезла. Здесь их оставлять я не рискую.
Получалось, что разговор идет по кругу, мы вновь возвращаемся к прежней теме.
— Вот как, — кивнула я.
— Ты думаешь, я просто так сказала — как бы дом не спалили?
— Что? Неужто пытались? — такое у меня в голове не укладывалось.
— Слава богу, без этого пока обошлось. Но после выхода первой книги в доме дважды побывали некие граждане. Не могу сказать «грабители», раз уж ничего не взяли… Хотя тут тоже не все ясно…
— Кто-то влез в дом? — нахмурилась я. — Ты мне об этом не рассказывала.
— Ты в Англии была, и я решила, дурные вести подождут. Первый раз сбили замок и вошли через черный ход. Соседке не спалось, она возле окна устроилась и заметила свет в доме. Видно, «гость» с фонариком был. Ну, и позвонила сюда. Сначала подумала, может, это я среди ночи пожаловала. Трубку никто не взял, а на мобильный звонить мне она не решилась. Свет больше не появлялся, должно быть, незваного гостя звонок спугнул. А утром она обнаружила сбитый замок, и мне позвонила. Второй раз явились днем. Прошли через огород…
— Опять замок сбили?
— Именно. Но и в этот раз не повезло, собака соседки что-то учуяла и принялась истошно лаять. В общем, соседка вновь обнаружила дверь открытой.
— Может, кто-то решил, что в доме есть чем поживиться?
— Гостя, кто бы он ни был, интересовали дневники Марты.
— Они, конечно, бесценные, но…
— Я серьезно. Бо́льшая часть дневников оставалась здесь. В моей московской квартире особо не развернешься, ты же знаешь. Обнаружив дневники, я их для начала пронумеровала и взяла с собой самые первые тетради… Короче, у меня просто не было времени на остальные тетради, те, что написаны гораздо позже.
— То есть об их содержании ты не знала?
— Я их бегло просмотрела, когда нумеровала. Можешь поверить, даже это заняло очень много времени.
— К грабителям-то все это имеет какое-то отношение?
— Прямое. Бо́льшая часть дневников оставалась здесь. В маминой комнате я устроила кабинет, там тетради и хранились…
— И?
— И когда соседка мне позвонила, я попросила твоего Стаса…
— Стаса? — нахмурилась я, внезапно почувствовав тревогу.
— Ну, а к кому я могла еще обратиться? Он врезал личину и несколько раз ночевал здесь, пока я не приехала. Он рассказал, что тетради были разбросаны по полу. Незваный гость что-то искал. Понимаешь? Что-то конкретное, относящееся к определенному периоду. Но разобраться в таком количестве тетрадей нелегко. К тому же соседка его спугнула.
— И ты считаешь, это кто-то из местных? Решил проверить, что там Марта про него написала?
— Не просто проверить. Думаю, он предпочел бы, чтобы дневник исчез.
— Тогда действительно проще было спалить дом к чертовой матери.
— Вот и я так решила, оттого и поторопилась перевезти дневники в Москву. Стас, собрав тетради, вернул их на полки, по номерам не раскладывая, и мне тогда было не до этого. В общем, в Москве я поняла, что одной тетради не хватает.
— И за какой период?
— Пока трудно сказать, но она однозначно относится к более поздним временам.
— Слава богу, меня-то конец войны интересует, есть шанс узнать, куда делся дед и от кого Агнес родила двойняшек: от офицера-немца, доблестного военкома или все-таки от деда.
— Переживаешь? — улыбнулась Татьяна.
— Нет. Интерес чисто спортивный. Любому из них я безмерно благодарна, раз уж они произвели на свет мою мать, а значит, и меня.
— Ты можешь сама заглянуть в дневники и узнать. Правда, большой вопрос, в какой из тетрадей Марта сообщила об этом. Если вообще сообщила.
— Уверена, она не обошла этот вопрос стороной. Агнес наверняка рассказала подруге о своей беременности, или та сама, в конце концов, заметила и поинтересовалась: кто счастливый претендент на отцовство. Вряд ли бабка стала бы скрывать это от Марты.
— Вряд ли, — кивнула Татьяна. — Интересно, а твоя бабка знала о дневниках?
— О том, что кто-то пишет ее историю?
— Ну, не только ее.
— Сомневаюсь. Почему-то мне кажется, что Марта молчала об этом. Если уж даже вы не догадывались…
— Мы — это совсем другое. Но, скорее всего, ты права. Дневник — это слишком личное.
— Ага. К тому же вести дневник в некоторые исторические периоды просто опасно, и Агнес вряд ли бы пришла в восторг, узнав, например, что в столе подруги лежит свидетельство ее связи с партизанами.
— Уверена, у Марты хватило ума дневник надежно спрятать. К тому же в войну записи она шифровала. Ну, что? Покопаешься в истории? — засмеялась Татьяна.
— Дождусь, когда это сделаешь ты, мне не придется разбирать почерк Марты, и я обо всем прочитаю в книге, с удобством устроившись возле печки. К тому же в ближайшее время в Москву я возвращаться не собираюсь, а все дневники теперь там, как я поняла.
— Ты правда хочешь остаться здесь?
Теперь подруга нахмурилась, идея ей и раньше не нравилась, но она, как видно, считала: вряд ли я претворю ее в жизнь. Похоже, подругу я удивила.
— Правда, — кивнула я.
— Но почему?
— Честно? Сама толком не знаю. Это сродни озарению. Просто понимаешь, что должна быть здесь, а не где-то еще…
— Я не представляю, как ты будешь здесь жить…
— Пока меня все устраивает. Или почти все…
Татьяна придвинулась ко мне и обняла за плечи:
— Аня, что случилось?
— Ничего. В смысле, ничего особенного, — вздохнула я и посмотрела ей в глаза. Наши лица почти соприкасались, и я прижалась щекой к ее щеке, чтобы избежать ее испуганного взгляда. — Ладно, попробую объяснить. С какой стати Агнес оставила хутор мне?
— Ну… — Татьяна отодвинулась и теперь смотрела, скорее, озадаченно. — А ты что думаешь?
— Теряюсь в догадках. Почему бы, к примеру, не завещать его Стасу?
— Стас ей даже не родственник. Довольно странно оставлять хутор ему, когда есть родные дети.
— Хутор принадлежал деду, а Стас его сын. Он прожил здесь всю жизнь, был рядом с бабкой, в конце концов, он здесь вкалывал как проклятый. И он единственный, кому хутор был нужен. Он бы точно его не продал. Так?
