— Получается, верх взяло военное право?
— Да. Если вам это кажется пустой тратой времени, то так и есть. Но, сами понимаете, приказы… Мы позволили военным арбитрам схватить пару других, которые выскользнули из наших сетей. Согласно межпланетным армейским уставам, в таких случаях нужно применять военное право, а это, как я полагаю, означает, что, когда ваши люди ввязываются в драки, вы должны поступать с ними так же, как на ваших родных планетах. Наказывать их надлежит офицерам, а не гражданским властям, — многозначительно произнес он. — То есть вам. Мне нужны ваши отметки тут, тут и тут. — Он протянул Баннику стилус, и тот оставил подписи на бланках, поданных вместе с темной копиркой. Арбитр оторвал одну из копий от планшета и пихнул ее Баннику в грудь. — Вот и все. Оставлю это вам. Схожу за тюремщиком.
С этими словами арбитр ушел.
Люди бросились к решетке, расталкивая остальных заключенных в камере.
— Что случилось? — спросил Банник.
— Троном проклятые атраксийцы хотели забрать Голлфа. Они хотели вздернуть его, — ответил Мегген.
— За что?
— У них погибли товарищи, когда поддерживавшие их босовары дрогнули и драпанули, — сказал Ганлик. — По крайней мере, они так сказали. Тут говорят, что это правда.
— Вы первые начали драку? — спросил Банник.
— Определенно нет, — отозвался Эппералиант. Левая половина его лица превратилась в пурпурно-черный синяк, челюсть заплыла так, что с трудом двигалась. — Начали они.
Рука Банника невольно сжала рукоять меча.
— Твое лицо осмотрели?
— Нет, нас доставили прямиком сюда. Говоря по правде, сэр, я себя неважно чувствую.
— А твоя рука? — спросил Банник у Меггена.
— Атраксиец порезал меня штыком.
— Их тоже арестовали?
— Чертовски верно, по крайней мере, большинство из них. Тот, что с ножом, скрылся. Он был пьян, но не настолько, чтобы забыть, что за такое вешают. Особенно после того, как Леонат напомнил ему, — произнес Мегген. — Слушай, не мы это заварили, но тебе придется что-то предпринять. Ты слышал адепта.
— Если вы не зачинщики, вас не накажут, — сказал Банник.
— Мы и так легко отделались. У некоторых сломаны руки. У одного пробита голова. Я тебе говорю, Голлф — натуральный монстр. Нам выдвинут обвинения. Ты и сам знаешь. Мы решили, что будем просить. Я сошлюсь на право одного. Пускай меня выпорют.
— Мы на такое не соглашались, Мегген! Мы все здесь завязаны. Пусть каждый возьмет по пять или десять плетей, но если ты возьмешь на себя все, то это будет слишком, — сказал Эппералиант.
— Я сделаю это. Я выдержу порку. Нет смысла наказывать всех. — Он пожал плечами.
— Не глупи, Мегген, ты едва на ногах держишься.
— Это лучше, чем высекут всех нас, — сказал Мегген.
— Это мое решение, Мегген, — ответил Банник.
— Знаю, Кол, но ты сам подумай. И конечно, прости, что так говорю, но, если выпорют всех нас, остальным парагонцам это совсем не понравится. Атраксийцам придется преподать урок.
— Что еще за порка, Мегген? — спросил вдруг Голлф.
— На Парагоне за совместный проступок вроде этого один может понести наказание за всех остальных, — сказал Эппералиант.
— Тогда я его понесу, — сказал Голлф, протолкавшись вперед.
— Ты не парагонец, — заметил Мегген.
— Но я в парагонском полку. Эти правила, они и ко мне относятся, да?
Банник кивнул.
— Тогда меня накажут за всех. Эти люди мои друзья. Они не дали мне умереть. Не будь их там, я бы ушел к Небесному Императору. Будет плохо, если они пострадают из-за меня.
— Не знаю, Голлф… — задумался Банник.
— Слушай! — произнес коротышка. — Я не парагонец, не атраксиец. Я босовар. Людям с Парагона на меня наплевать, люди с Атраксии будут удов… удовл…
— Удовлетворены, Голлф, — сказал Мегген, устало прислонившись головой к решетке.
— Удовлетворены. Это значит довольны, да?
— Будет больно, старина. Ты самый мелкий из нас, — сказал Мегген.
Голлф гордо выпрямился.
— Чтобы стать воином моего народа, меня тридцать четыре раза укусил паукокрыс. Он выделяет яд, что вызывает большую боль на три дня и ужасные видения. — Он посмотрел на Банника. — И что, если меня побьют палкой?
Они переглянулись между собой.
— Он дело говорит, — наконец сказал Эппералиант.
— Это ведь не вас будут бить, сэр, — отозвался Васкиген.
— Знаю, что не меня! — отрезал Эппералиант. Банник раньше никогда не видел его таким подавленным. — Но он все равно прав.
Голлф решительно уставился на Банника.
— Ладно, — согласился Банник. Наконец пришел тюремщик и отпер дверь. — Но я не хочу, чтобы это повторилось снова, вы меня поняли?
Большой палаточный лагерь, окруженный секционными стенами, был разбит на одном из посадочных полей. Экипаж «Чести Кортейна» выстроился на краю кастра принципия под рассветным небом лимонного цвета. В молчании Голлфа провели к раме в центре площади и привязали к ней за запястья. Миротворец с плетью стоял в пяти ярдах за Голлфом. Драчуны-атраксийцы с бледными лицами ожидали своей очереди к раме.
На площади собрались представители из нескольких полков, чтобы стать свидетелями свершаемого правосудия. Ветер доносил звуки из лагеря, но на принципии царило молчание, нарушаемое только хлопаньем ткани палаток. Баннику вспомнилась позавчерашняя сцена в городе, когда сожгли губернаторов Матуа Высшего. В имперском правосудии чувствовалась безжалостная предсказуемость, неважно, какой лоск ему придавали местные традиции.
Полковник Шолана из 42-го полка исполнял обязанности магистрата. Он стоял лицом к востоку, ожидая восхода солнца. Как только первые проблески диска поднялись над стеной, он развернул покрытый печатями пергамент и нарушил тишину чистым голосом:
— Второй заряжающий Голлф Босовар из Седьмой Парагонской роты сверхтяжелых танков получит тридцать пять плетей за свершенные им и его товарищами преступления, а именно: подстрекательство к насилию. Пускай же своей болью он получит прощение Императора для всех нас. Начинайте.
Это было смехотворное обвинение. Банник не сомневался, что его люди поведали ему правду. Но атраксийцы рассказали совершенно другую историю об его экипаже, а показания свидетелей предсказуемо поделились по национальному признаку. Парагонцы поддерживали танковый экипаж, атраксийцы — свою пехоту.
— Басдаково безобразие, — пробормотал он.
Два человека подошли к Голлфу, дали ему выпить из фляги, а затем вставили ему в рот деревянный мундштук.
Шолана кивнул. Миротворец размотал плеть.
