– Мужик, помощь нужна? Случилось чего?
– Да… (нецензурно)… «Скорую» (нецензурно) вызвал… Вот встречаю…
– А чего ее встречать-то? Сами доедут, сами придут.
– Да по вашим закоулкам не проедешь! Понастроили (нецензурно) коробок, хрен разберешь, на один номер сто корпусов и еще строения какие-то! И во двор не въехать, все машинами заставлено. Здесь я хоть сирену услышу или мигалку увижу, так подбегу, покажу, куда идти, а то их так до утра можно прождать.
– А-а… Ну тоже верно. А чего случилось-то?
– Да я к другу приехал, в этом доме живет, а у него (нецензурно)… Приступ, что ли, какой-то, я сам не понял. Упал и лежит без сознания.
Петр со страхом посмотрел на Настю.
– Щетинин его убил, что ли? – едва слышным шепотом спросил он.
– Вряд ли, – так же тихонько ответила она, – если б убил – ушел бы спокойно, зачем «Скорую» вызывать и так трепетно ее встречать?
– Ни фига себе! – протянул голос Сени, раздававшийся из телефона. – Там с ним остался кто? Есть кому рядом побыть?
– В том и дело, что никого, вдвоем мы были.
– Так он что, один там валяется… извини, мужик, лежит без сознания?
– Ну!
– Слушай, это не дело. Ты давай иди к нему, мало ли что, а вдруг он в себя придет? Иди-иди, а я врачей подожду, мне все равно спешить некуда, я со своей погавкался, в машине ночевать собрался. Номер квартиры скажи, я их приведу.
– Пятьдесят седьмая квартира, шестой этаж. Спасибо, братан, с меня причитается!
– Сочтемся.
Некоторое время не слышалось ничего, кроме невнятных шумов, потом снова зазвучал голос Семена:
– Анастасия Павловна, вы тут?
– Куда же я денусь с подводной лодки…
– Мне отключаться? Или вместе со мной ждать будете?
– Отключайся, дружочек. В квартире посмотри внимательно, может, что-то интересное увидишь. Побудь с ними до конца, ладно?
– Само собой, если не выпрут, конечно.
– Ты уж постарайся, чтобы не выперли. И Михаилу Александровичу доложись.
Теперь оставалось только ждать. Что там случилось? Щетинин ударил старого друга и не рассчитал силу? Или Климанову действительно стало плохо? Перенервничал, сердце подвело. Бывает.
– Этот Сеня с вами на «вы», – полувопросительно произнес Петр.
Настя рассеянно кивнула.
– Да, он молодой еще, ему тридцати нет.
– Я думал, у вас все сотрудники такие, как вы или Михаил.
– То есть старые? – Она устало улыбнулась. – Нет, не все, есть и молодые. С Михаилом мы много лет вместе работали в одном отделе.
– И с Татьяной Григорьевной?
– Таня была следователем, а я – опер, это разные службы. Но мы с ней давно дружим, и с ее мужем, владельцем агентства, тоже. Петя, если вы устали, то ложитесь спать. В ближайшее время к нам вряд ли кто-то явится. Климанов на сегодняшнюю ночь уже не боец.
– А Щетинин? Вдруг Климанов успел сказать ему ваш адрес, и он один приедет?
Настя покачала головой.
– Не приедет.
– Откуда вы знаете?
– Ниоткуда. Просто знаю. Чувствую.
– Я еще хотел про Михаила спросить, можно?
– Давайте.
– Почему он ушел со службы? Надоело? Или выдавили?
– У него жена, ребенок, их нужно содержать и кормить. Миша не из тех, кто захочет заниматься крышеванием или вымогательством, вот и ушел, не заработав полную выслугу.
– Он был хорошим оперативником?
– Очень хорошим. А каким красавцем был! По нему вся молодая женская часть Петровки убивалась.
– Молодая? – переспросил Петр. – Значит, была и старая часть?
– А как же! Скажем так: не старая, а старшая. Старшая женская часть убивалась по другому оперу, тоже из нашего отдела, по Лесникову.
– Два самых красивых опера – и оба в вашем отделе? Вы не преувеличиваете?
– Ни в одном глазу.
Настя поднялась, забыв про травму, и тут же охнула от боли.
– Сейчас принесу фотографии, покажу вам, чтобы не быть голословной.
Она прохромала в комнату, достала альбом со старыми фотографиями. Давненько она в него не заглядывала! Не любила Настя Каменская воспоминаний о давних годах, когда был Гордеев-Колобок, их умный и справедливый начальник, и была дружная команда честных, более или менее профессиональных оперов, и вся жизнь была впереди, и сил было много, и азарта, и куража… Куда все исчезло? Растворилось, словно и не было никогда.
На кухне она открыла альбом и принялась листать толстые твердые страницы. Вот она, эта фотография. Девяносто девятый год, шестидесятилетие Гордеева. Стасов и Татьяна долго рядились, с кем оставить годовалого Гришеньку, их приход на юбилей чуть не сорвался, но в последний момент мама Миши Доценко согласилась выручить. Почти двадцать лет назад… Боже мой, как давно! Гриша Стасов уже студент в Париже. На этой фотографии они все. И все такие молодые, красивые, веселые…
* * *
Вобла притащила какие-то старые фотки. Вот чего Петр терпеть не мог, так это рассматривать чужие фотографии, хоть старые, хоть недавние. Что в этом может быть интересного? Какие-то незнакомые люди в непонятно какой обстановке, на фиг ему на них любоваться?
Фотография была цветной, большого формата и хорошего качества. Как теперь говорят, с хорошим разрешением. Первым Петр заметил светловолосого зеленоглазого гиганта, возвышавшегося над всеми как минимум на целую голову.
– Ого! – невольно воскликнул он. – Баскетбольный уровень!
– Это Владик Стасов, муж Татьяны, – пояснила вобла. – А вот сама Таня.
Женщина на фотографии, красивая, но слишком полная, на вкус Петра, практически ничем не отличалась от фотографий, выложенных в интернете или напечатанных на обложках ее книг. Во всяком случае, Петр узнал ее сразу. Интересно, как сложились бы обстоятельства, если бы его консультировала Татьяна Томилина, как он планировал изначально, а не сушеная вобла? Говорят, толстушки всегда добрее, мягче, сговорчивее.
– А который тут Михаил? – спросил он, переводя глаза с одного лица на другое. Ни одного такого же накачанного седого мужчины на снимке не было.
– Да вот же! – рассмеялась Каменская и ткнула пальцем в тонкого изящного темноглазого и темноволосого парня.
И вправду красивый. Был. Неужели это он, тот самый мускулистый здоровенный Михаил Александрович с тяжелым лицом и глубокими носогубными складками, который сейчас внизу сидит в своей машине и страхует их? Петр ни за что не узнал бы его.
– Вот этот тоже очень симпатичный, – он показал на стоящего рядом с Доценко парня постарше.
