Звякнул смартфон, вобла поднесла его поближе к глазам, несколько раз нажала пальцем на экран, потом позвонила какому-то Мише и коротко сообщила, что отправила ему адреса. Петр с нетерпением ждал, когда же она соизволит наконец посвятить его в свои гениальные планы. Он с удивлением понял, что как только Каменская заговорила о собственных ошибках, злость на нее куда-то испарилась. Сам Петр ни за что на свете не признался бы в том, что был не прав, тем более постороннему, в сущности, человеку. А вобла так откровенно говорит, что накосячила… Это вызывало симпатию и даже какую-то теплоту, хотя объяснить причину он не смог бы.
– Между Климановым и Щетининым пробежала блохастая кошка, – заявила Каменская. – И Климанов решил мерзко, исподтишка свести счеты, причем так, чтобы друг Дима ни за что не догадался, откуда ветер дует. Неудачно выбранная книга поломала его изысканный план. Кошка, судя по всему, была или очень крупная, или сильно блохастая. Но самое забавное, что Климанов ее видел, а Щетинин – нет. Ему даже в голову не приходит, что старый дружбан Вовка заковырял обиду.
Про сильно блохастую кошку Петру понравилось. Нужно будет взять на вооружение.
– Почему вы думаете, что кошка большая?
– Потому что усилий приложено много, время потрачено немалое. Но могу предложить другой вариант, основанный на тех же фактах: кошка была маленькой и чистенькой, но у Климанова аллергия на шерсть животных, поэтому ему хватило. Проще говоря, повод мог быть совсем незначительным, но тут на первый план выступило непомерно раздутое эго и невероятные обидчивость, злопамятность и мстительность. Что-то друг Дима сделал такое, за что кореш Вова захотел стереть его в порошок сначала руками Ксюши, потом вашими. Ну и мои руки тут по случаю подвернулись, тоже в дело пошли.
И насчет аллергии – неплохая метафора, можно использовать. «Какой у нее образный язык, – вдруг подумалось ему. – А я только сейчас обратил внимание».
– Я попросила у своего начальника разрешения привлечь сотрудников нашего агентства. Они посмотрят, как будет вести себя Горевой, куда после этого побежит Щетинин, и самое главное – подстрахуют нас с вами.
Вот это красота! «Нас с вами!» Выходит, ему, Петру Кравченко, грозит какая-то опасность. Шикарная основа для будущей статьи! Его звездный час надвигается с космической скоростью!
– Вы думаете, Щетинин придет разбираться с нами?
– Щетинин? – переспросила Каменская с искренним, как Петру показалось, удивлением. – Нет, Щетинину мы сто лет не сдались, он во всем будет винить друга Вову. Разбираться с нами придет Климанов. Но поскольку он человек интеллигентный и от криминала далекий, то вполне может взять с собой друга Диму для устрашения и силовых манипуляций. Сам-то Владимир Юрьевич силен в психологических манипуляциях, а в силовых он не спец.
– Но мы же сделали все, как он хотел! Если вы не ошиблись, конечно, – осторожно добавил Петр. – Он ведь хотел, чтобы Горевой узнал о Щетинине? Он это получил. Почему он должен разбираться с нами?
– Во-первых, я и тут могла напортачить. А во-вторых, я покусилась на его честное имя автора, заявила, что он не сам пишет свои бессмертные романы и что «Владимир Климм» это всего лишь проект, а не живой реальный человек. Ни один писатель этого не потерпит, если вкладывает в свои книги труд, душу, здоровье. Вы только представьте, насколько это обидно! А Владимир Юрьевич у нас должен быть обидчивым. Но есть и третье обстоятельство: Щетинин. Он ведь не примкнул добровольно к неонацистам, он был к ним внедрен, то есть работал на тех, кто боролся с группировками, а не разделял их убеждения. А мы с вами, получается, оболгали хорошего человека, оклеветали. Тогда Щетинин, чтобы оправдаться перед шефом, вынужден будет признаться, что сотрудничал с органами. Вот тут у меня информационный пробел, я не знаю, какие у Горевого отношения с ФСБ. Но кореш Вова, похоже, знает. И думаю, что он разработал простую, но элегантную «вилку», как в шахматах: Щетинин будет вынужден признать либо принадлежность к нацизму, либо связь с ФСБ. И то, и другое для Горевого равно неприемлемо, так что увольнение Щетинина обеспечено. План был очень хорош. Появляется статья, Щетинина увольняют, разгорается публичный скандал, репутация испорчена на веки вечные, он лишается всего, во всем виноват ушлый журналист, Климанов ни при чем. А тут мы с вами… – Каменская запнулась и с усмешкой поправила себя: – Не мы. Я. С книгой, будь она неладна. Я одна виновата, это было мое решение, не ваше. Если бы только я раньше догадалась, что существует связь «Горевой – Щетинин – Климанов»! Я была уверена, что все ограничивается связкой «Горевой – Щетинин». Надо же было столько ляпов допустить всего на одном деле! В результате мы с вами будем смирно сидеть и ждать, когда Климанов приведет к нам Щетинина, который захочет набить вам морду. Меня-то он вряд ли тронет, я – женщина позднезрелого возраста, такие, как я, редко становятся мишенью для физического воздействия. А вот вам, Петя, может прийтись несладко.
Петру внезапно стало неловко. И почему-то неприятно. Показалось, что Каменская специально настойчиво повторяет слова про собственные ошибки и умышленно подчеркивает, что Петр ни в чем не виноват, все промахи исключительно на ее совести. Зачем она так делает? Ну да, она говорила, что Петр всегда ищет, на кого бы переложить вину и как оправдаться самому, но разве это правда? Это просто ее домыслы, фантазии.
Или нет? Она права? Он действительно такой? Он такой, но не хочет сам себе признаваться в этом? Не любит говорить себе правду? Блин, как противно-то! И само по себе противно, и еще более противно оттого, что это увидела, раскусила и озвучила сушеная вобла.
Ему захотелось перевести разговор в другое русло, чтобы не слышать эти беспрестанно повторяемые слова про ошибки, промахи, ляпы и косяки.
– Мы долго еще будем здесь сидеть? – спросил он.
– Посидим пока, – неопределенно ответила Каменская. – Вы куда-то торопитесь?
– Просто спросил. Жалко время терять, можно было бы над делом поработать.
– Так мы и работаем. Только в другой обстановке и другим способом.
– Всё равно я не понимаю, чего мы тут ждем, – Петр не смог скрыть раздражения.
– Мы ждем, когда мои коллеги установят человека, который отслеживает наши с вами передвижения. Он где-то неподалеку, возможно, мы даже видим его…
Петр попытался оглянуться, но пальцы Каменской тут же легли на его руку и сжали крепко, повелительно.
– Так и знала, что вы тут же начнете головой вертеть, – с упреком сказала вобла. – Сидите спокойно, смотрите мне в глаза, не дергайтесь. У нас отличная позиция, угловой столик, за нашими спинами никого нет, люди за соседними столиками на виду. Если не будем заметно повышать голос, наш разговор вряд ли кто-то услышит. Я не исключаю, что в данный момент за нами уже никто не наблюдает. Расслабьтесь. Климанову сообщили, что мы ездили домой к Горевому, разговаривали с его подружкой, теперь у него есть все основания считать, что затея удалась, мы слили Диму Щетинина. Или еще не слили, а только провели разведопрос, прощупали почву, собрали предварительную информацию, прикинувшись потенциальными заказчиками дизайн-проекта для квартиры. Но в любом случае мы движемся в нужном для Климма направлении, так что он может особо не беспокоиться. О результатах нашего визита он узнает чуть позже, а пока надзор за нами не очень-то и нужен, так что свою шавку он мог и отозвать. С нами все уже понятно, теперь куда интереснее смотреть, что будет делать Горевой, а потом и Щетинин. Не думаю, что у нашего писателя целый штат подручных. Работа шавки тоже денег стоит, оплата, скорее всего, почасовая, а Владимир Юрьевич не производит впечатления человека, обремененного избыточными финансами. Тиражи его книг весьма невелики, да и самих книг немного, всего четыре, зарубежных переводов нет. Ему приходится быть расчетливым и экономным.
