— Эй, гриб моченый! — обратился он к одному пацану. — Встань ровно!
Пацаны заржали.
— Отставить смех! На вытянутые руки разомкнулись! Эй ты, в кепке!
Я вздрогнул.
— С ручника снимись, тормоз!
Вовка подавился со смеху.
— А у тебя что, понос? — обратился наш коммандос к Вовке. — Что головой трясешь?
Наконец, зарядка началась. Круги головой, махи руками, приседания, отжимания, прыжки, растяжка. Кругом стоял стон, кряхтенье и треск суставов.
— Раз, два, три, четыре. Раз, два, три, четыре. Раз, два, в другую сторону, — дирижировал командир, — еще раз… А ты что? Больной что ли? Согнуться нормально не можешь? Раз, два, три, четыре…
— Олжик, — позвал Вовка шепотом.
— Чего?
— Есть идея.
— Какая?
— Сегодня ночью пойдем мазать.
— Что мазать?
— Не что, а кого. Девчонок.
— Чем?
— Ты что, отсталый? Пастой конечно. Был такой прикол в лагерях раньше…
— Кстати, меня зовут Султан Алмазович, — говорил тем временем наш садист, — я буду вожатым шестого отряда.
Мы с Вовкой переглянулись.
— Попали, — сказал я Вовке.
— Так, — продолжал вожатый, — эй, ты, в красных трусах!
Теперь досталось Адилю.
— Это не трусы, это шорты, — сказал он.
— Иди сюда, умник. Упор лежа принять!
— Надо выяснить, — опять зашептал Вовка, — закрываются ли девчонки на ночь.
Все на свете кончается, и зарядка тоже. Полоса черная — зарядка — сменилась полосой белой — завтраком.
— Ты привез с собой пасту? — спросил Вовка, когда мы уже сидели за столом и ели манную кашу.
— Ага, взял. Колгейт.
— У меня «Белый клык» — казахстанская. Мы дождемся, пока все уснут, потом незаметно выйдем и всех перемажем. Если что, спрячемся в туалете.
— После завтрака куда идем?
— На трудовой десант, — поморщился Вовка и запил компотом.
Вечером была дискотека. Как говорит Динара Кудайбергеновна — «скачки». Ставили реп, хаус, драм-энд-бейс и всякую попсню. Старшаки крутились на полу, исполняя нижний брейк. Довольно круто, надо сказать. Я даже так не умею. Они вертелись на голове, на спине, на руках, в общем, на всем. Вовка (реппер недобитый) тоже пытался что-то там изобразить, но все время падал. Кривой же.
— Смотри, мою Ленку не измажь сегодня ночью, — кричал он мне в ухо. Иначе нельзя было разговаривать из-за грохота музыки.
— Так уж она и твоя.
— Будет когда-нибудь.
— Чего? Не слышу!
— Будет, говорю, моей.
— А ты мою не трогай.
— Дину, что ли?
— Да.
— Как я ее узнаю в темноте?
— Она самая красивая.
— А?
— Я говорю — самая симпатичная в палате!
— Я что, в лицо буду каждой заглядывать?
— Кстати, вон наши девчонки стоят.
— Олжик, — Вовка ткнул меня в бок, — иди, пригласи свою на медленный танец.
— Когда медляк поставят, приглашу.
— Без базару?
— Без базару. А ты свою пригласи.
— О'кей.
Только мы, конечно, не решились. Мы толкали друг друга, спорили и все такое, лишь бы не подходить к ним.
В одиннадцать объявили отбой. Но никто, естественно, спать не захотел. А Динара Кудайбергеновна хотела. Поэтому она стояла битый час у наших дверей, дожидаясь, пока мы уснем. Мы, конечно, не уснули. Потому что Вовка успел всем рассказать о своих коварных и кровавых планах на ту ночь. Как только наша вожатая ушла, у нас начался совет.
— Пацаны, пацаны, грейте пасту, — раздавал команды Вовка, соскочив с кровати и бегая по палате в своих семейных танковых чехлах по колено.
— А зачем? — как всегда не понял Адиль.
— Эх ты! Если паста будет холодной, то они проснутся, когда ты их будешь мазать, понял?
— А, понятно…
— А как греть-то? — спросил Сашка-рыжий.
— Об одеяло трите тюбик вот так, — предложил я, наглядно демонстрируя процесс трения.
— Нет, лучше руками, — сказал Адиль и начал вертеть тюбик с пастой между ладонями как пещерный человек, добывающий огонь. Вовка замахал руками:
— Нет, нет! Лучше засовывайте пасту под мышку! Там быстро согреется.
— Если девчонки узнают где ты пасту грел, они тебя повесят, — сказал Витька-гитарист. Он был самый старший в палате и считал, что ему не прет участвовать в наших «детских играх».
— Не узнают! — ответил Вовка.
— Да тише вы, заткнитесь, — зашептал я, — всех, блин, вокруг перебудите!
— Если уже не перебудили.
— Ну-ка, Адиль, сходи на разведку, посмотри — спят девчонки?
— Ага, сейчас.
— Только не топай копытами.
Адиль выскользнул в коридор, и мы не услышали ни звука. Он ходил как индеец — бесшумно и осторожно. Но Адиль есть Адиль и, подходя уже обратно к нашей палате, он споткнулся и загремел. Пришлось ждать еще минут десять. Потом мы — всего восемь человек — на цыпочках прокрались к соседней палате пацанов. Они не запирались на ночь, и мы перемазали всех, кроме Армана, который спал, укрывшись с головой. Зато мы намазали ему пятки.
Следующей была палата девчонок. Здесь нам не повезло: они заперли дверь, связав веревкой петли, в которые обычно вдевают навесной замок. Петли, естественно, были изнутри. Мы осторожно подергали дверь. Нам удалось приоткрыть ее настолько, что между дверью и косяком появилась щель, достаточная, чтобы просунуть ножик. Что мы и сделали. Резали мы веревку (точнее пилили ее) довольно долго. Было очень неудобно, так как было мало места, и мы старались не шуметь. Да и сама веревка оказалась толстой. Вдобавок, девчонки пропустили ее сквозь петли раз десять, чтобы никто не смог к ним пробраться. Но они, конечно, не учли, что мы окажемся умнее их.
— Следите за атасом, — сказал Дильшат, — вдруг Динара Кудайбергеновна выйдет или, еще хуже, Султан Алмазович.
— Тогда нам кранты.
— Это точно.
— Как только услышите, что дверь у вожатых открывается, бегите в туалет — он ближе, чем палата, — учил Вовка.
Наконец, веревка была перерезана, и мы стали понемногу открывать дверь. Тут она так громко заскрипела, что мы все зараз вспотели со страху. Мы замерли на минутку. Вроде все было тихо. Можно было входить. Я медленно подошел к первой попавшейся кровати и только занес руку с пастой, как в палате раздался чей-то испуганный голос:
