Дима, вздохнув, сказал, что песня понравилась бы Софии. Ещё какое-то время они с Максом шутили о том, как Дима однажды вернётся в Трухильо, как будет по два раза в день наведываться к Софии на экскурсию, прежде чем решится пригласить её на обед. Потом Аня позвала всех спать – успела договориться с индейцами о лодке до острова Такиле и понимала, что встать им придётся в половине шестого, а день предстоял долгий.
Глава восемнадцатая. Трущoбный Белен
Дорогой Серхио,
отвечая на твоё письмо, вынужден, уж прости, сказать, что ты неправ. А если и прав, то лишь отчасти. Строительство собственной утопии для Южной Америки тех лет не было чем-то исключительным. Подобного рода умопомешательства преследовали даже самых достойных людей. Вспомнить хотя бы священника Хуана Сантоса, который в восемнадцатом веке назвал себя Атауальпой, собрал немало индейцев и отправился с ними в джунгли возле Тармы, где и основал независимое государство. Испанцам, недовольным его своеволием, понадобилось двадцать лет, чтобы сломить сопротивление Сантоса и перебить всех примкнувших к нему бунтарей.
Однако соглашусь, прежде мне не доводилось встречать упоминания о размахах и таинственности, которые сопровождали строительство, а затем и жизнь Города Солнца, который в итоге просуществовал по меньшей мере сорок семь лет! Мне видится, что изначально дель Кампо рассчитывал исключительно на свои силы и будущее место под Город Солнца изучал в одиночку. Едва ли тогда вообще заходила речь об «абсолютной творческой свободе» и прочей чепухе, которой они с Затрапезным впоследствии пичкали наивных архитекторов и художников в Европе. Уж прости мне мою дурь, но я до сих пор считаю это именно чепухой – мошенничеством, чтобы скрыть истинное назначение Города Солнца. Но об этом мы поговорим после того, как ты совладаешь с дневником Затрапезного. Как, кстати, продвигается работа? Удалось ли хоть примерно понять, какой шифр там использован? Не могу передать, с каким нетерпением жду от тебя каждого письма. Серхио, родной мой, заклинаю – поступись капризами и позвони мне напрямую или позвони мне на телефон Исы, только сразу сообщи, как вскроешь записи Затрапезного. Ты ведь знаешь, как я этого жду!
Итак, дель Кампо поначалу действовал без посторонней помощи. Мне известно, что он выписал на свою асьенду немало местных, южноамериканских, мастеров. К нему приезжали зодчие из Гватемалы, скульпторы из Боготы, декораторы и архитекторы из Кито. Трудно сказать, насколько он посвящал их в свои планы. Возможно, ограничивался составлением архитектурных проектов, уточнял конструктивные особенности наиболее подходящих материалов, не знаю. Важно, что от местных мастеров он в итоге отказался, и не думаю, что перед ним встал вопрос оплаты, скорее уж вопрос гласности. Дель Кампо сообразил, что они рано или поздно всё разболтают. Тогда он заинтересовался безвестными андалусскими и кастильскими мастерами, обретавшимися в Лиме, а следом догадался обратить взор на Европу, где было предостаточно молодых художников и архитекторов, грезивших о славе в Новом Свете.
И вот в тысяча семьсот шестьдесят четвёртом году он прибыл в Испанию, где и познакомился с Затрапезным – раскрылся перед ним от отчаяния или симпатии, нашёл с его стороны поддержку. Позволю себе предположить, что они вместе побывали на плантации дель Кампо, а затем и на месте будущего строительства, иначе получается, что Затрапезный доверился одним лишь словам нового друга, а значит, поступил до нелепости наивно, что как-то не вяжется с тем, как ты, Серхио, его описывал.
Так или иначе, от Затрапезного наш дель Кампо получил главное – обещание со временем открыть «Эль соль де ля либертад» для привлечения молодых мастеров, что и случилось через пять лет после их знакомства. Не менее важным было и дополнительное финансирование от Затрапезного, без которого дель Кампо никогда бы не осуществил задуманный проект. Самые великие авантюры всегда держались на плечах финансистов, ведь и походы Писарро в своё время финансировала не корона, а Гаспар де Эспиноса, как и другие финансисты поддерживали других конкистадоров.
Отправка пятидесяти рабочих из Ярославля в Перу ровно через два года после знакомства Затрапезного и дель Кампо теперь представляется не какой-то блажью, а вполне обоснованным решением. Некоторые из них, по твоим же словам, приняли участие в строительстве Ярославской мануфактуры или, по крайней мере, были сыновьями тех, кто в кратчайшие четыре года осушил непроходимые болота на берегу Которосли – на местах, прежде считавшихся гиблыми, построили настоящий городок со своим парком и многоуровневой плотиной. Дело колоссальное, учитывая сроки, в которое оно уместилось. Напрашивается предположение, что такой опыт потребовался и при строительстве Города Солнца, а значит, мы получаем новый ориентир – к сельве, гористой местности добавляются заболоченные места. Это лишь гипотеза, но, согласись, она звучит убедительно.
Как бы там ни было, жду от тебя новостей. А пока сосредоточусь на пребывании Затрапезного в Перу. Всё ещё надеюсь установить возможную дату его смерти, которая, без сомнений, превосходит официальную лет на двадцать, а то и больше. И ведь это всё-таки ужасно, что его наследники, признав Затрапезного погибшим, с таким упрямством ещё шесть лет называли присланные им запросы на остатки своего имущества поддельными. Возможно, прояви они больше сочувствия, и мы бы больше знали о его участи. Пока же согласен считать, что Затрапезный, как и дель Кампо, сгинул лишь в глубокой старости вместе с самим Городом Солнца.
Искренне твой,
Г. Д.
– Вот куда Сергею Владимировичу следовало обратиться в первую очередь. Вызвал бы парочку местных духов и всё бы узнал – где, как, зачем строился его расчудесный Город Солнца и почему сгинул. – Дима остановился возле колдовской лавки, теснившейся между лавками бакалейщика и травника. – Обожаю такие штуки.
Когда они только добрались до северной окраины Икитоса с его шумными рядами рынка Белéн, Максим сразу заподозрил, что увидит нечто подобное. Амулеты самых разных форм и цветов, черепа из камня и черепа, которые смотрелись вполне настоящими, человеческими. Подвешенные на плетёных верёвочках копытца – от крохотных до громоздких, заросших сухим мхом. Колдовские посохи, маски из черепашьих панцирей с налепленной на них куделью человеческих волос, кожаные бубны и обшитые цветными ленточками одеяния. Наконец, бесчисленные ряды склянок с влажным и рассыпчатым содержимым, пучки ароматных трав и ещё больше кукол вуду – красных и чёрных – из тряпок, из травы, из перевитых жгутов, отдалённо напоминавших высушенные внутренности животных. И за всем этим богатством приглядывала беспечного вида девушка, которой впору было стоять за прилавком цветочного магазина. Своей беспечностью она лишь подтверждала, что колдовская лавка здесь считалась чем-то обыденным и закупиться в ней парочкой оберегов было таким же обычным делом, как сходить в аптеку или на приём к врачу.
– Идём отсюда. – Аня явно не разделяла восторг брата.
– Подожди, – запротестовал Дима, – нужно что-нибудь купить.
– Купишь магнитик в гостинице. – Аня насилу оттянула брата от колдовской лавки и ещё какое-то время подталкивала его в спину, даже не уверенная, что выбрала нужное им направление.
