По Диминым расчётам, лодка-обманка должна была стартовать примерно через пять минут после того, как они сами высадятся на заранее выбранном острове. Теперь же получалось, что одетые под них чучела отплывут раньше. Плохо. Но не критично. Паук, отправившись за ними в погоню, или сам разглядит подставную лодку, или узнает от кого-нибудь из местных, что именно такая моторка с тремя пассажирами в самом деле шумела тут, а потом исчезла вон в том направлении. «Туда и плывите».
Диме особенно нравилось, что, даже поймав по отдельности каждого из участников его спектакля, допросив их или попытавшись подкупить, Паук ничего не добьётся, потому что никто из них не знал общей картины. Первый лодочник расскажет о странных покупателях, свалившихся на его голову с кучей денег. Второй – о ещё более странных европейцах, заплативших за неуклюжий маскарад и заставивших его выучить несколько банальных строк. Сложив их показания воедино, Паук примерно догадается, что задумал Дима, однако к этому времени вынужденно признает поражение, ведь в промежуток между первым и вторым актами перед беглецами откроется вся Титикака – плыви куда хочешь, хоть в Капачику, хоть в Чукуито, а то и к поселениям под заснеженными горами боливийского берега.
Всего в спектакле принимали участие четыре конторы. Первые две занимались исключительно лодками. Через третью Дима договорился о ночёвке на одном из тростниковых островов Урос. Наконец, четвёртая завтра утром заберёт их с расположенного в сорока километрах отсюда каменистого острова Такиле и высадит уже на берегу, где они наймут первую попавшуюся машину до аэропорта – оттуда вылетят в Лиму и Икитос. И конечно же, в каждой из четырёх контор знали ровно столько, сколько им позволил узнать Дима.
– Три сорок пять. – Лодка накренилась, и по её днищу к левому борту прилила вода. – Твоя обманка стартовала.
– И ты решил утопить нас раньше времени? – Дима вцепился в скамейку, на которой сидела Аня. Вынужденно привстал.
Ослеплённый солнцем, долго не мог разобрать, где они оказались. Видел только синие и белые пятна. Убедившись, что головокружение не возвращается, пересел к сестре и разглядел, что они, пройдя канал в разрозненных поначалу, а под конец густых зарослях тростника, добрались до первых островов Урос.
– За нами кто-то плыл? – Диме приходилось перекрикивать шум мотора и ветра.
– Не знаю. Не видел. – Макс всматривался в череду разбросанных по воде тростниковых оазисов.
Они были такими, как их описал Артуро. Разве что Диме представлялось, что острова Урос будут похожи на гигантские плоты с нелепыми шалашами, а в действительности они напоминали оторванные от берега и частично заросшие куски суши. Кроме того, смотрелись не такими уж дикими. Среди простых тростниковых хижин на островах виднелись обитые гофрированной жестью бараки, застеклённые веранды и деревянные трёх-четырёхметровые вышки. Дима заметил даже дощатые тропки, протянутые по самым большим из островов.
В узких протоках попадались огороженные сетями садки с плещущейся рыбой. Отдельными пастбищами темнели частично затопленные острова, на которых, словно по трясине, расхаживали свиньи – то и дело принимались подрывать размякший тростник, что-то выискивали в нём и, недовольные, расталкивали докучливых соседей.
Вся плавучая деревня растянулась по узкой просеке в громадном тростниковом заповеднике, на многие километры разросшемся у западного берега Титикаки. Жизнь на островах Урос казалась по-своему умиротворённой, однако об участи местных индейцев Дима размышлял с грустью. И дело не в том, что они добровольно отреклись от соблазнов нового мира, предпочли упрямо соблюдать традиции предков-изгоев, а в том, что от их традиций в итоге сохранилось немного – одна тростниковая оболочка с нелепыми вывесками неказистых ресторанчиков и табличками «Не мусорить», «Не оставлять банки и пакеты», «Не топтать».
– «Но писар лас плантас», – Дима, усмехнувшись, прочитал очередную надпись. – Это то, о чём я думаю?
Понимая, какое слово тут развеселило брата, Аня разочаровала его переводом:
– «Не наступайте на растения».
Следом показались таблички «Не ломать молодой тростник», «Не вставать в одном месте группой больше восьми человек».
Артуро говорил правду. Люди урос зарабатывали на туристах. И всё равно избегали большой земли – с рождения до старости успевали отправить на дно не меньше двух обжитых островов. В таком неизбежном обновлении крылось своё очарование. При других обстоятельствах Дима постарался бы найти здесь самый дикий уголок каких-нибудь местных пуритан, разговаривавших исключительно на аймара и не подпускавших чужаков, однако сейчас его интересовал конкретный остров – небольшой, метров пятнадцать в ширину, обозначенный двухметровой тростниковой рыбой с красными глиняными глазами. Именно таким был ориентир, который Аня получила по телефону, когда договаривались о ночёвке.
Максим указал вперёд. Они были близко. Не сразу разобрался, как выключить двигатель. В итоге хорошенько стукнулся о кромку острова. По плану они уже должны были прятаться в хижине, а им ещё предстояло отправить лодку на дно.
Как только Аня с Димой перебрались на остров, Максим, не снимая с плеча сумку, ухватился за двигатель. Постарался сбросить его с кормы. Не смог. Двигатель был закреплён. Какое-то время пытался найти крепежи. Вроде бы нашёл, но всё равно не совладал с ними. Лодка, раскачавшись, отплыла чуть в сторону. Пришлось подгребать обратно единственным, лежавшим на дне веслом. В итоге, не придумав ничего лучше, Макс вцепился руками в деревянные бортики носа и, наваливаясь на него всем весом, стал отчаянными рывками зачерпывать ледяную воду.
– Просто переверни! – крикнул Дима.
– Брось мне сумку! – одновременно с ним крикнула Аня.
Максим их не слушал. Не остановился, даже обнаружив, что за ними наблюдает мужчина-индеец, судя по всему, назначенный встретить их и приютить.
Дима надеялся, что от лодки они избавятся быстро и неприметно, а Максим превратил её затопление в спектакль, за которым могли наблюдать и соседние острова. Если он продолжит в том же духе, к вечеру о его безумстве узнают все урос. Будут за вечерним чаем или что они тут пьют – мате в калебасе? – обсуждать ненормальных гринго. Подобная известность могла им навредить. Впрочем, индеец, поздоровавшийся с ними кивком, следил за происходящим с невозмутимостью. Это был кряжистый мужчина с тёмно-бордовым, почти квадратным лицом, одетый сразу в несколько самых обычных ветровок. Национальной его одежду точно нельзя было назвать. Разве что выделялась пёстрая шерстяная шапочка с короткими ушами, поверх которой он носил тростниковую широкополую шляпу.
Посчитав лодку достаточно притопленной, Максим наконец взялся её перевернуть. Навалился на борт. Кажется, хотел в последнее мгновение перепрыгнуть на берег – многослойный, по краю щетинившийся сломками тростника. Когда же вода полноправно хлынула в лодку, Макс просто не успел оттолкнуться и вместе с сумкой повалился в озеро.
Аня вскрикнула, однако, лишённая сил, продолжала сидеть возле Димы. Чуть вытянула шею, словно из обычного любопытства наблюдая за тем, утонет её друг или всё-таки выберется. Когда же Макс выкарабкался и, весь мокрый, рухнул у них в ногах, Дима больше не мог сдерживаться – рассмеялся. До боли в груди, до дрожи.
