Аня положила телефон с включённым фонариком на диван. Убедилась, что света достаточно, и взяла чистый спонж. Разглядывая новенькие упаковки тёмной пудры и тонального крема, помедлила в сомнениях. Считала, что жестоко, цепляясь за ничем не оправданную надежду, мучить и без того больную женщину – никто не знал, какие воспоминания у неё связаны с Сергеем Владимировичем и как она отреагирует на его появление, если задуманный Максимом маскарад в самом деле пройдёт успешно. Однако времени для обсуждений не осталось.
Собственно, от Ани требовалось немного. Она лишь подчеркнула Максиму скулы, сделала чуть более выраженным подбородок – у Шустова-старшего по форме он был таким же, но смотрелся по-взрослому внушительно. Затем постаралась как следует расчесать каштановые волосы Максима и, смазав их матовым воском, уложить в более опрятную, как на фотографии Сергея Владимировича, причёску. Последний штрих был самым сложным – стежок старого шрама на правой щеке. Его Аня нарисовала карандашом для губ. Воспроизвести рубец с точностью она бы в любом случае не смогла. Оставалось надеяться, что для Исабель будет достаточно и такой коричневатой полосы.
Максим уверенно встал с подлокотника. Аня заметила у него круглую позолоченную «Ракету» семидесятого года. Часы с чёрным кожаным ремешком когда-то принадлежали Шустову-старшему. Сергей Владимирович оставил их второй жене, Рашмани, а та в свою очередь передала их Максиму. Он надел их впервые.
– Пора. – Максим вышел из гостиной. Кратко переговорил с Димой о подозрительных звуках за дверью. Сам прислушался к ним. Затем, дёрнув плечами, сбегал на кухню. Подготовил возможное отступление. К счастью, оконную решётку на месте удерживали две стальные задвижки – никаких замков.
Максим опасался застать Исабель в постели, поэтому в спальню вошёл по возможности тихо. Подсветил кровать. Убедился, что она, подготовленная ко сну, пустует. Артуро вчера упомянул, что его тётя многие ночи проводит в смежной комнате – в своём кресле. «Не может уснуть лёжа. Только ворочается и стонет».
Убедившись, что в спальне никого нет, Максим сложил на кровать сумку и оба рюкзака. Затем пошёл к двери, за которой скрывались и больная женщина, и сейф, и развешанные по стенам карты.
– Не отходи ни на шаг, – лишний раз напомнил Максим. – И выбирай самые простые слова. Никаких сложных конструкций.
По его задумке, Ане предстояло вновь выступить переводчиком – шептать ему на ухо нужные слова, чтобы Максим мог их самостоятельно воспроизвести и так усилить правдоподобность своего лицедейства.
– А если она закричит? – Аня предпочла бы остаться в коридоре с братом.
Максим не ответил. Толкнул дверь и сразу шагнул вперёд, в темноту душного помещения. Без промедления протянул руку к выключателю и, не давая глазам времени привыкнуть к яркому свету, ринулся к Исабель.
Женщина сидела в кресле. Откинулась на подголовник, чуть приоткрыла рот и по всему казалась мёртвой, будто и не дышала. Длинные белые пальцы с грубыми жёлтыми ногтями покоились на коленях. Закрытые глаза и бледные щёки выглядели запавшими.
А ведь она была красивой. Артуро показывал фотографии. Не верилось, что…
– Исабэль, эстой де вуэльта. – Максим опустился перед женщиной на колени.
Взял её за правую руку своей левой – той, на которую надел отцовскую «Ракету», – и вновь повторил заранее заученную фразу «Исабель, я вернулся».
Аня очнулась от оцепенения. По-прежнему стояла в спальне. Сжала кулаки. Заставила себя подойти к Максиму. Затаилась за его спиной.
– Исабэль, эстой де вуэльта.
Что, если она в самом деле умерла? Соблазнительная мысль. Значит, не нужно продолжать маскарад. Значит, прекратились страдания несчастной женщины. Что это за жизнь – плутать среди обломков обезображенного сознания? Ане хорошо запомнилось, как её двоюродная бабушка…
– ¿Sergio? – Исабель очнулась. – ¿Tu has regresado?
Голос был резкий, горклый, но в нём угадывалась вполне человеческая растерянность, будто женщина, едва вырвавшись из ночных видений, смогла проснуться по-настоящему.
– Донде ас эстадо тодо эстэ тьемпо? Тэ эстаба бускандо. – Ещё одна заученная фраза от Максима. «Где ты была всё это время? Я тебя искал».
– ¿Y dо́nde estа́ Gaspar? ¿Por qué no vino contigo? – Исабель улыбнулась.
На безжизненном лице улыбка смотрелась пугающе, ещё больше подчёркивала поразившее Ису и ни на толику не отступившее безумие.
– Аня! – шёпотом выдавил Максим.
– Прости. Спрашивает, почему ты пришёл без Гаспара.
Максим не успел придумать ответ. Дыхание Исабель участилось. Левая рука напряглась, и ногти упёрлись в борозды на подлокотнике. Правую руку по-прежнему удерживал Максим.
– Тебе удалось сбежать? У тебя получилось. О Серхио, я молилась, так молилась!
Аня старалась переводить всё, что только могла разобрать из слов Исабель. В возбуждении та начинала говорить быстрее, однако главного Максим добился – его приняли за Сергея Владимировича.
– Я не знала… Не знала, как… Просто шла вперёд, а потом всё изменилось. Я только молилась. Тени всегда были рядом. Они меня видели, но не тронули. Как ты и сказал. О Серхио… Где же Гаспар? Что с ним? Почему он не пришёл с тобой?
Исабель ни разу не посмотрела на Аню. Как и в первый раз, когда они заглянули сюда три дня назад, не замечала её, видела только Максима. Смотрела на него и… плакала. Замутнённые, почти слепые глаза казались уставшими, а слёзы текли всё сильнее.
– Не волнуйся, Гаспар скоро придёт, – прошептал Максим. Ждал, что Аня тут же нашепчет ему перевод.
– ¿Cо́mo es eso? ¿Cо́mo lo has hecho? ¿Dime, ella se abriо́ a ti? ¿Qué viste dentro?
– Ну же! – в нетерпении процедил Максим и повторил для Ани: – Гаспар скоро придёт, не волнуйся.
Аня задыхалась в нерешительности. Не могла, отказывалась переводить эти слова. Они не имели права так поступать с Исабель.
– Todavía la veo en mis sueños. Noqaqa chay tapakipaq. Me parece que estoy parado cerca, y ella abre sus puertas. Y yo también entro. Pero dentro de ella siento dolor. ¿Serа́ esto posible?
– Говорит, что во сне входит в какие-то двери и ей там очень больно.
– Гаспар скоро вернётся. Переведи!
– Не могу. Что угодно, только не это. Она и так страдает. Не делай этого…
– ¿Y Gaspar? ¿Fue capaz de entrar también? Pobre Gaspar… Después de todo, nunca creyо́ de verdad. ¿Por qué no lo detuviste? Tan cerca… No a ese precio… Noqaqa wanoqlla oqrarishun wayki yarquimi wanushqa kunaqa.
Исабель говорила сбивчиво, отрывисто. Слова, исковерканные горловыми хрипами, временами становились совсем неразборчивыми. Аня, разволновавшись и чувствуя, как злится Максим, едва поспевала за речью женщины.
