А мальчик был мальчишкой с пламенем в глазах.
Они любили друг друга едва ли не братски.
В день телефонного справочника они принялись звонить по списку, начав сверху.
Инициала Э. в списке не было, так что решили обзвонить всех, надеясь, что найдется родственник.
Номер четвертый оказался тем самым. Его звали Патрик Хенли. Он сказал:
– Что? Кто? Эбби?
Говорила с ним Кэри, потому что звонили они по очереди, телефон за телефоном, Кэри вызывала второй номер, затем четвертый. Первым она заставила звонить Клэя. Они оба слушали, склонившись к трубке, и по настороженному тону оба поняли: нашли, точно. Все остальные не дали зацепок. Кэри сказала, что они ищут женщину, приехавшую из места под названием Фезертон. Однако человек на том конце повесил трубку.
– Похоже, надо туда ехать, – подытожила Кэри и вновь зашелестела справочником в поиске адреса.
– Эрнст-плейс, Эденсор-парк.
Шел июль, и Кэри взяла день отдыха в воскресенье.
Они ехали электричкой, потом автобусом.
На месте обнаружилась спортивная площадка и тротуар с велодорожкой.
Дом стоял на углу, по правой стороне тупикового переулка.
Хозяин, отворив, узнал их сразу.
Они уставились на него, на фоне кирпичной кладки.
У него были темные волосы, черная футболка и арка, притворяющаяся усами.
– Ого! – сказала Кэри Новак: лишь потом заметила, что говорит вслух. – Вот это усищи!
Патрик Хенли не дрогнул.
Клэй набрался храбрости заговорить, и его вопрос вызвал встречный вопрос:
– Какого черта вам надо от моей сестры?
Но потом он получше присмотрелся к Клэю; а Клэй оказался очень похожим на того – он заметил момент, когда все поменялось. Вспомнил ли Патрик не только мужчину, за которого вышла Эбби, но и мальчишку, с которым она гуляла по Фезертону?
Как бы то ни было, обстановка потеплела, и Клэй объявил, кто пришел.
– Это Кэри, – сказал он. – А я Клэй…
Патрик Хенли сделал шаг навстречу.
– Клэй Данбар, – сказал он довольно буднично, разорвав слова посередине. Он утверждал, а не спрашивал.
Эбби жила в квартире в роскошном доме.
Квартира – несколько ярких окон в бетонном исполине капиталистического обличья; они оказались там спустя несколько недель (в следующий выходной Кэри), августовским полднем. Остановились в грозной тени.
– Высотой до неба, – сказала Кэри.
Волосы у нее, как обычно, были распущены. А веснушки, похожие на капельки крови, будто дрожали.
– Готов?
– Нет.
– А ну, посмотри на себя!
Она просунула руку ему под локоть, взявшись под руки, они вполне могли быть Майклом и Эбби.
Но он все равно не двигался.
– На что посмотреть?
– На себя!
Кэри, как всегда, была в джинсах, да еще и заношенных. Выцветшая фланелевая рубашка. Свободная распахнутая черная куртка.
Возле домофона она его приобняла.
– И меня бы не было в справочнике, – сказала она, – живи я в таком месте.
– Наверное, ты меня первый раз видишь в рубашке, – сказал он.
– Именно!
Она крепче сжала его локоть.
– Видишь? Я же тебе говорила. Ты готов.
Он набрал 182.
В лифте он переминался с ноги на ногу и так волновался, что его затошнило, но в коридоре немного успокоился. Коридор был отделан белыми панелями с темно-синим декором. В конце открывался самый великолепный вид на город, какой только можно вообразить. Вода со всех сторон – соленая – и горизонт, который, кажется, можно достать рукой.
Справа было видно Оперу.
Левее – ее вечного спутника.
Они переводили взгляд с парусов на Плечики.
За из спинами взметнулся голос:
– Боже мой!
Глаза у нее были милыми и туманными.
– Ты вылитый он.
Внутри квартира была женская.
В ней не обитали ни мужчины, ни дети.
Это как-то сразу становилось ясно.
Глядя на бывшую Эбби Данбар, они понимали, что она была и осталась красавицей. Они видели, что у нее роскошные волосы, что она отлично одета и привлекательна во всех смыслах, – но при всем этом оставались любовь и верность: это была не Пенелопа.
Ничего похожего.
– Хотите выпить? – спросила она.
Они в один голос ответили:
– Спасибо, нет.
– Чай? Кофе?
Да, глаза у нее были серые и волшебные.
Прическа как у телезвезды – сногсшибательная короткая стрижка, – и не нужно было особенно всматриваться, чтобы снова увидеть ту девочку, мосластую, как телок.
– Молока с печеньем? – пошутила Кэри, пытаясь немного разрядить атмосферу.
Она играла Эбби: она чувствовала, что так надо.
– Послушай, дитя.
Женщина улыбнулась – нынешняя взрослая ипостась, – и даже брюки у нее были безупречны. Да и блузка ослепительна.
– Ты мне нравишься, но лучше не бузи.
Рассказывая мне это все, Клэй сообщил презабавную деталь.
Он сказал, что у Эбби был включен телевизор и до них доносились звуки телевикторины. Прежде ей нравилось «Мечтаю о Джинни», а теперь, похоже, – телеигры. Клэй не понял, что это была за игра, но ведущий представлял участников, и одним из них был Стив, программист по профессии, увлекающийся парапланеризмом и теннисом. Он любит гулять и читать.
Потом они все уселись, и Кэри успокоилась, и они немного поговорили о пустяках – о школе и работе, и о том, что Кэри – начинающий жокей, но говорил в основном Клэй. Эбби рассказывала о его отце, каким чудным мальчиком он был и как он шел через весь Фезертон с собакой.
– Мун, – заметила Кэри Новак, но тихонько, как бы сама себе.
Клэй и Эбби улыбнулись.
Когда же Кэри вновь заговорила в голос, она задала вопрос, который не давал ей покоя.
– А вы потом еще были замужем?
– Уже лучше, – сказала Эбби, и ответила: – О да, была.
Глядя на Кэри, Клэй думал: «Слава богу, что со мной ты», – а еще чувствовал, что его ослепляет свет. В комнате было столько света! Солнечные лучи были такими прямыми и били прямо в модный диван в милю длиной и даже в кофе-машину, будто это какие-то святыни, но Клэй мог бы поспорить, что пианино здесь нет. И опять же, у нее было все, но ничего не было. Клэй непреклонно решил тихо сопротивляться.