На сей раз это Чохарь. Чарли Дрейтон.
– А в гору на кладбище?
– Он молодцом, не ссы, машина просто.
Генри потер руки в радостном волнении.
– Но у нас там тоже шестеро из лучших. Даже Старки.
– Старки! Эта сучара снова здесь, что ли? Ну, это накидывай, думаю, не меньше полминуты.
– Да ладно те, Рыба, Старки только языком. Клэй пролетит мимо, не заметив.
– Срак, сколько там этажей у вас, я забыл?
– Шесть, – ответил Генри. – И, кстати, ключик подзаржавел. Организуй нам новый, и я, может, даже позволю тебе ставить бесплатно.
Срака, курчавый, курчаволицый, облизнул курчавые губы.
– Ну? Серьезно?
– Ну ладно, может, за полцены.
– Эй, – вступил в разговор парень по прозвищу Дух. – А с какого это Сраке бесплатно ставить?
Генри оборвал его, пока и обрывать-то было нечего.
– Так уж вышло, Дух, бледный ты хуй, у Сраки есть кое-что для нас полезное: он полезный человек.
Шедший рядом Генри поучал:
– А вот ты, с другой стороны, бесполезный. Сечешь?
– Ладно, Генри, а если так?
Срака решил поторговаться.
– Можешь взять мой ключ, если примешь у меня три ставки на гратис.
– На гратис? С каких пор ты у нас, блин, француз?
– А по-моему, это не французы говорят гратис. Это, Генри, кажись, немцы.
Голос донесся со стороны; Генри обернулся.
– Ты, что ли, Жова, лохматка охеревшая? Ты в прошлый раз и по-английски-то не особо мог!
И к остальным:
– Только поглядите на этого чудилу!
Смех.
– Молодцом, Генри.
– И не думай, что «Молодцом, Генри» поможет тебе выпросить скидку.
– Эй, Генри…
Срака. Еще один заход.
– А что, если…
– Да боже ж мой!
Генри яростно закричал, но это была притворная ярость, не настоящая. В свои семнадцать он изведал большую часть того, что может обрушить на человека жизнь в шкуре одного из Данбаров, и неизменно улыбался, каково бы ни пришлось. А еще он пристрастился к этим средам на Бернборо и к мальчишкам, глазевшим с забора. Ему нравилось, что у них они – главное событие середины недели, а для Клэя – лишняя тренировка.
– Ну что, сукины дети, кто первый? Десятку на базу или пошел на хер!
Он вспрыгнул на щелястую скамью.
Тут посыпались ставки, кто сколько: от 2:17, 3:46, потом гулкое 2:32. Обломком зеленого мелка Генри записывал время и имена на бетоне прямо под ногами; рядом со ставками прошлых недель.
– Ну ладно, давай уже, Пакет, сколько можно.
Пакет, также известный как Вонг, или Курт Вонгдара, уже давно мучительно решал. Он мало к чему относился серьезно, но, похоже, ставки были одной из таких материй.
– Ладно, – вымолвил он. – Если там Старки, пусть будет, мать его, пять одиннадцать.
– Господи.
Генри улыбнулся, не поднимаясь с корточек.
– И помните, парни, никаких передумываний, и таблицу не трогать.
Он что-то заметил.
Кого-то.
Дома, на кухне, они разминулись лишь на несколько минут, но теперь он его видел – четко и без всякого сомнения: волосы как темная ржавчина, и глаза как свалка металлолома, жует резинку. Генри просиял.
– Что такое?
Общее недоумение, хор:
– Что там? Что за…
И Генри мотнул, указывая, головой, в тот самый миг, когда среди меловых строчек упало слово:
– Джентльмены…
На какой-то миг у всех на лицах проступило «Ох ты, черт!», что стало бесценным зрелищем, а через секунду все кинулись хлопотать.
Срочно менять ставки.
Сигнальный дым
Ну что ж, значит, так тому и быть.
С него хватит.
Мрачный, виноватый, пристыженный, Убийца принял решение; мы можем его ненавидеть, но не можем игнорировать. Вместе с тем его следующий шаг уже напоминал знак вежливости – раз уж он проник в дом без разрешения, предупредить нас он был просто обязан.
Он переложил Гектора со своих колен. Подошел к пианино.
Он не стал поднимать крышку клавиатуры (у него нипочем не хватило бы духу), а открыл инструмент сверху, но то, что он нашел внутри, было, наверное, еще хуже – там, на струнах, лежали две книги в антрацитовых обложках и старое синее шерстяное платье. В кармане платья – пуговица от него, и то, за чем Убийца туда полез: пачка сигарет.
Он медленно вынул ее.
И сложился вдвое.
Ему стоило труда подняться и распрямиться.
Стоило труда закрыть пианино и перейти на кухню. Из ящика со столовыми приборами он выудил зажигалку и стал перед Ахиллесом.
– Провались оно!
Он впервые отважился открыть рот. Теперь он понял, что мул не собирается нападать, поэтому Убийца закурил и шагнул к раковине.
– Раз уж я тут, чего бы посуду не помыть.
Идиоты
Внутри стены раздевалки покрывали жалкие граффити – работы любителя, не вызывавшие ничего, кроме неловкости. Клэй сидел босиком, не замечая их. Перед ним Томми вычесывал из спутанной шерсти на животе Рози травинки, но вскоре собака перевернулась. Он осторожно взял в ладонь ее нос.
– Данбар.
Как и ожидалось, в раздевалке были еще шестеро мальчишек, каждый в собственном небольшом облаке настенной росписи. Пятеро болтали и шутили между собой. Шестой выделывался перед подружкой: хамоватый малый по прозвищу Старки.
– Эй, Данбар.
– Что?
– Да не ты, Томми, имбецил несчастный.
Клэй обернулся.
– На!
Старки швырнул моток малярного скотча, угодив Клэю прямо в грудь. Скотч упал на пол, Рози тотчас схватила его в пасть и не выпускала. Клэй смотрел, как она борется с рулоном, а Старки пустился разглагольствовать:
– Чтобы у тебя уж не было никаких оправданий, когда я тебя просто уделаю на дорожке. Ну и потом, у меня остались колоритные воспоминания, как ты мотал эту липкую херню, когда мы были помладше. Там полно битого стекла. Не хотелось бы, чтобы ты изранил свои прекрасные ножки.
– Ты сказал «колоритные»? – не поверил Томми.
– А что, раз гопник, так и слов не знает? Я еще сказал «имбецил», что идеально описывает таких, как ты.
Старки и его девице это явно пришлось по вкусу; Клэю девица поневоле нравилась. Он отметил ее помаду, ее мрачную усмешку. Еще ему нравилась бретелька лифчика, как та перекрутилась у нее на плече. Его не раздражало, как эти двое трогали друг друга и как бы обмазывали – ее промежность на бедре Старки, она оседлала его ногу. Это было любопытство, не больше того. Во-первых, она не Кэри Новак. Во-вторых, все это не имело к его личности никакого отношения. Для тех, снаружи, ребята в раздевалке были шестеренками чудесной шарманки: грязноватого развлечения. Для Клэя все они были товарищи, участники общего плана. Сильно ли они смогут его отметелить? До какой степени ему удастся уцелеть?
