Некоторое время мы сидим молча, погрузившись в свои мысли. Я сердита на Джен за то, что она приехала. Мы обе сменили имена, но стараемся свести общение к минимуму. Никаких звонков, сообщений, электронных писем. При смене адреса мы извещаем друг друга по почте, но в остальном стараемся держаться друг от друга подальше. Так безопаснее.
– Боюсь, Сэм ищет тебя, – наконец говорит Джен. – Он уверен, по вполне понятным причинам, что мы смертельные враги. Думает, что это от тебя я прячусь, и хочет стать твоим героем-мстителем.
Я хмурюсь.
– О чем ты? Моим героем-мстителем?
– Если ты попросишь, он меня убьет, вот что он сказал.
Я захлебываюсь молочной пенкой.
– Что?!
– Он хочет искупить свою вину. Думает, это все из-за него. Я, конечно, ничего ему не сказала, но подумала, нужно предупредить, что он пытается тебя найти.
– Но он ведь не последовал за тобой сюда? Боже, Джен… прости, Анна.
– Нет, я уверена, что за мной никто не следил. Я была очень осторожна. К тому же он и на секунду не сможет представить, что я приведу его к тебе. Никто не знает, что мы поддерживаем связь.
– А вдруг Ник очнулся и послал Сэма нас искать? – говорю я.
– Меня больше беспокоит Хейли, – отвечает Джен. – Она в ярости, ведь я так и не навестила Ники, и наверняка что-то подозревает, поскольку мы обе пропали. Не знаю, но у меня такое ощущение, будто она в курсе, что мы сговорились, каким-то образом ей все известно. Уверена, она винит в аварии меня. Это ведь моя машина съехала с полосы… Ее не убедили слова полицейских о том, что, скорее всего, виновата какая-то техническая неисправность.
Нет, виноват Ник, думаю я. Он пытался выхватить у тебя руль. По крайней мере, такова моя версия произошедшего. Он видел меня и понял, что Джен его предала. Но я не могу ей об этом сказать, потому что тогда она будет винить себя в смертях и увечьях. Я рада, что она не помнит, что случилось перед столкновением. Это к лучшему.
Она пытается сдержать слезы.
– Не знаю, куда теперь идти, что делать. Ничего больше не знаю. Кажется, я дошла до предела.
– Не говори так, – я положила ладонь ей на руку.
– Может быть, тебе стоит на всякий случай уехать из Борнмута.
– Не хочу переезжать, – отвечаю я. – Это будет нечестно по отношению к маме. Она такая замечательная, я бы не смогла пережить этот год без нее. Я выдернула ее из дома, отрезала от всех друзей… Раньше мы все время ссорились, но теперь по-настоящему близки.
– Я рада. Хорошо, что ты справляешься, учитывая, через что ты прошла.
Я внимательно смотрю на нее. С нее будто содрали фасад прежней Джен и оставили нагой и уязвимой.
– А ты как?
– Кажется, я не справляюсь, – она теребит руки. – Пыталась ходить к психотерапевту, но не рассказывала ей всего, так неудивительно, что ничего не вышло. Потом кое-кого встретила – он был очень славный. Скучноватый, но в хорошем смысле. Надежный. С золотым сердцем, – ее голос почти дрожит. – Теперь все кончено, я порвала с ним. Всей правды я ему не говорила, но сказала об аварии. О том, какой виноватой себя чувствую. Крис – христианин. Он постоянно твердит о прощении, но мне плевать, что говорят другие, есть вещи, которые нельзя простить, просто нельзя. Да я и не верю в Бога, так какая разница? Бог не может мне помочь. Не его прощение мне нужно.
– Я тебя прощаю, – говорю я, беря ее за руку. – Я сказала это, когда мы в последний раз виделись, и я говорила искренне. Тебе самой нужно себя простить.
– Не понимаю, как ты можешь смотреть на меня, не говоря уж о том, чтобы касаться.
Ее боль почти видима глазу. Она отражается у нее на лице, в том, как стискивают друг друга ее пальцы, как сгорбились плечи. Я не могу этого вынести. «Пожалуйста, Джен, не поступай так со мной, пожалуйста».
– Нам всем нужно двигаться дальше, – говорю я.
– Я пыталась много раз, но я не могу. Не важно, куда я еду и что делаю, я всегда ношу этот груз с собой, я никогда не смогу его отпустить.
– Это тяжело, но у тебя нет выбора.
– Нет, есть. Я могу со всем этим покончить.
Я крепче сжимаю ее руку.
– Нет-нет, не говори так. Ты не должна…
– Это самая простая вещь на свете, если действительно хочешь это сделать.
Она смотрит в сторону моря, будто представляя, как погружается в его холодные серые глубины. Я понимаю это искушение. Было время, когда и я не могла встать с постели, не могла есть, не могла разговаривать ни с кем, кроме мамы. Я тоже думала о том, чтобы со всем покончить, несколько раз, только я бы не стала топиться, я бы выбрала таблетки. Я не смогла бы с уверенностью сказать, что не буду бороться за жизнь, когда вода хлынет мне в легкие.
Даже после всего, что Джен натворила, я не могу позволить ей свести счеты с жизнью. Я должна ее остановить.
Лоренцо пытается поймать мой взгляд из-за стойки.
– Посмотри на меня, – говорю я, гладя Джен по руке, пока она снова не поворачивает ко мне лицо. – Обещай, что не натворишь глупостей.
Лоренцо поднимает брови и стучит пальцем по наручным часам, я отвечаю извиняющимся кивком.
– Обещаю.
Я ни секунды ей не верю, но спрашиваю, где она остановилась.
– В отеле, – отвечает она дрожащим голосом. – Рядом с ущельем.
– Отлично. Я хочу, чтобы ты пошла туда и немного вздремнула. Выглядишь так, будто неделю не спала. Мне нужно работать, но в три я буду свободна. Жди меня на пляже после трех, возле ступеней. Пройдемся, поговорим, хорошо? Обещай мне, что будешь там.
– Да-да. Спасибо, ты так добра, слишком добра…
Я встаю и собираю грязные кружки.
– Просто будь там. В три часа.
Глава 42
Сейчас
Дженнифер
Каким-то образом я умудряюсь добраться до своего дешевого, не вселяющего оптимизм отеля с его узорами на коврах, чтобы не было видно пятен, лакированной сосновой мебелью и заламинированными объявлениями по всем стенам. Я забронировала его, пока ехала в поезде, на фотографиях в телефоне он выглядел не так уж плохо, а возможно, я просто не разглядела их как следует сквозь завесу слез. До сих пор плачу, черт побери. Я нахожу в сумке бумажный платок и, пока девушка на ресепшене не видит, промокаю лицо.
Она что-то печатает в компьютере, совершенно не обращая на меня внимания, хотя знает, что я стою у стойки не просто так. Ключ от моей комнаты почти в пределах досягаемости. Но когда я думаю об этом, то понимаю, что мне совсем не хочется туда идти. Это крошечный номер на двоих, должно быть, над кухней, потому что в нем пахнет дешевым жиром. Чего мне действительно хочется, так это выпить.