После того как я рассказал Хадсону об основных особенностях приложения, у него ушло тридцать шесть минут на то, чтобы заработать свои двадцать долларов.
— Его определенно легче сломать, нежели я предполагал, — заметил я. — В будущем — по два доллара за каждую обнаруженную ошибку.
К тому времени, когда мы были готовы к испытаниям приложения в реальных условиях, помещения заново обставили, холодильное оборудование наладили, бар смонтировали и укомплектовали, а Хадсон получил еще восемнадцать долларов.
Наша тест-команда состояла из меня, Хадсона, Бланш (которой дали разрешение поужинать вместе с нами) и Ласло, которого я пригласил из-за его синдрома Аспергера. Общеизвестно, что аспи — очень умелые тестировщики.
Рози, Мин и Амхад занимались баром, а позже присоединились к нам, чтобы оценить качество работы приложения.
— Оно приняло у меня заказ на «Маргариту», — сообщила Бланш. — Но я написала, что у меня аллергия на апельсины. Еще когда регистрировалась.
Хадсон набрал несколько слов на своем ноутбуке и объявил:
— В «Маргарите» нет апельсинового сока.
— В куантро он есть, — заметила Бланш, указывая на экран своего планшета.
— Я выбрал канал, но никаких телевизоров нет, — произнес Ласло. — Этот баг будет дороговато исправлять.
— Они пока не установлены, — пояснил я. — Потом тут все стены будут в экранах.
— Я нарочно с этим не торопился, — вставил Амхад. — Мне кажется, сюда будут ходить не спортивные болельщики.
— Очень верное замечание, — похвалил я. — Требования к бару формулировал я, так что он, скорее всего, будет привлекать подобных мне. Мой интерес к бейсболу — аномалия, возникшая в результате дружбы с Дейвом.
— Может, показывать научные программы? — предложила Рози.
— «Стартрек», — сказал Хадсон. — На одном экране — первые сезоны. На другом — все остальные, по очереди. «Звездные войны» — только нормальные. «Звездный крейсер „Галактика“»…
— Ого, — произнесла Мин. — Отлично. Мне очень нравится. Вся стена в научной фантастике.
— Бар называется «Библиотека», — напомнил Хадсон. — У нас тут разве не будет книг?
— Обойдется подешевле, чем экраны, — отметил Амхад.
— Можете взять напрокат мои, — разрешил Хадсон.
— Одолжить, — поправила Рози.
— У нас должен быть и научный нон-фикшен, — добавил я. — Не все любят фантастику.
Пока Амхад и Мин убирались, я заказал пиццу.
Хадсон начал пересказывать сюжет романа, который сейчас читал, и вдруг спросил:
— А что такое логарифмическая линейка?
Логарифмическая линейка? Они устарели уже тогда, когда я освоил калькулятор. Как и Хадсон, я знал о логарифмических линейках лишь из научной фантастики.
— Когда написана книга? — спросил я.
— В прошлом веке. Кажется, в тысяча девятьсот шестьдесят каком-то.
— Забавно, — проговорила Рози. — Как раз тогда высадились на Луну — еще до того, как я родилась. Фил думал, что он когда-нибудь туда отправится, а если нет, тогда я. А теперь остается думать, что когда-нибудь Хадсон…
— В области космических полетов — почти никакого прогресса, — заметил я. — Зато компьютеры невероятно продвинулись.
— И генетика, — добавила Бланш.
— Совершенно верно. Когда я учился в университете, сама мысль о коррекции генетических аномалий у живых людей считалась абсурдной. А сегодня…
— Я буду генетиком. Обязательно, — заявила Бланш.
— Это только в пилотируемой космонавтике нет особого прогресса, — отметил Хадсон.
25
Юджиния сообщила, что Хадсон делает большие успехи в программировании, используя приложение для «Библиотеки» как учебный материал. Однако, по ее мнению, выдающимися математическими способностями Хадсон не обладал.
— Он молодец, но не гений.
— В Нью-Йорке он был первым в классе по математике, — отметил я.
— Верю. Я просто говорю — «не гений». Да и по-любому мне кажется, он не этим хочет заниматься в жизни.
По дороге домой я спросил Хадсона:
— У тебя есть какие-то предпочтения по части будущей карьеры?
— А ты бы хотел, чтобы я кем стал? — осведомился Хадсон. Это был странный вопрос, и я деликатно применил трюк из арсенала психиатров:
— Как ты думаешь, чего бы я хотел в этом отношении? И почему ты спрашиваешь?
— Ты говоришь, как какой-то психолог. Ну, мне кажется, ты бы хотел, чтобы я стал генетиком. Как Бланш.
— Это лучшая работа на свете. Разумеется, по моему личному мнению, поскольку я сам ее для себя избрал.
— Но ты сейчас этим не занимаешься. Получается, твоя жизнь стала хуже.
— Видишь ли, проект, над которым я работал, не очень-то меня занимал. — Я осознал это, только когда произнес вслух. — Мне бы куда больше хотелось заниматься редактированием генома, но меняться нелегко.
Дейв не на шутку увлекся производством кубиков. Усовершенствовав с помощью Хадсона дизайн, он отвез инструменты к себе домой. Количество изготовленных им деталей уже значительно превышало требуемое для детского конструктора.
Его первоначальное объяснение звучало не слишком убедительно:
— Ну, если Фульвио придется расти без меня, потому что Соня меня бросит или у меня случится инфаркт или инсульт, пусть хоть кубики ему о папе напоминают.
— Яркость воспоминаний вряд ли зависит от количества памятных объектов. Лучше остановись.
— С чего бы?
— Ты мог бы употребить это время на другие виды деятельности. Исходные материалы стоят денег. И потом, рано или поздно тебе придется искать какое-то помещение для хранения кубиков — или избавиться от них.
— Ну да, это я понимаю. Зато я не жру всякую дрянь.
Дейв продемонстрировал мне свой ремень. По дырочкам было видно, что он сбросил вес. Прежде я этого не замечал, поскольку Дейв по-прежнему находился в состоянии ожирения. Морбидного ожирения. Однако уже не такого морбидного, как раньше.
— Может, тебе попробовать продавать эти кубики, — заметил я.
— Хадсон как раз над этим работает.
Однажды в среду я приехал в дом-магазин Алланны. Как только Хадсон и Бланш покинули торговый зал, Алланна вынула из ящика стола открытый конверт и протянула мне. Это были результаты анализа ДНК Бланш, проведенного в лаборатории по моему настоянию. Они оказались совершенно недвусмысленными, но Алланна все никак не могла поверить в увиденное.
— Тут правда говорится то, что я думаю? — спросила она.
— Как я могу это определить? Я не знаю, что вы думаете по поводу того, что здесь говорится.
