— При чем тут психиатрия? — поинтересовался Хадсон.
— Твой отец с подозрением относится к таким врачам, — объяснила Рози. — В прошлом у него были не очень приятные встречи с ними.
— Тебе пришлось ходить к аналитику? — уточнил Хадсон.
Я осознал, что мне стыдно признаваться, и мысленно укорил себя. Это было просто смешно. Знал же Хадсон о моей травме подколенного сухожилия.
— У меня была депрессия, — объяснил я. — Порожденная социальной изолированностью. Это одна из причин, по которым я хочу, чтобы ты обзавелся друзьями.
— Не может быть. У тебя классные друзья.
— Это сейчас, — заметил я. — Потребовалось много времени, чтобы они вокруг меня образовались.
Рози была права. Я не хотел бы, чтобы кто-либо подверг Хадсона проверке на аутизм, не поставив меня в известность. А если бы Хадсон сам пожелал пройти такую проверку? И потом, ситуация с Бланш была иной и в еще одном важном отношении.
— С психиатрическим вмешательством связан немалый риск. Но проверка зрения практически ничем не чревата.
— А если бы Бланш была глухая? — вставила Рози. — Многие воспринимают глухоту как особенность, а не как инвалидность.
— Мам, Бланш не хочет ослепнуть, и ей больше некому помочь.
В конце концов Рози признала этот довод решающим, каковым он и являлся еще до того, как она обрисовала нам все возможные трудности.
Она использовала свою сеть профессиональных контактов, чтобы найти офтальмолога, специализирующегося на проблемах, связанных с альбинизмом.
— Кажется, она не особенно встревожилась, — позже сообщила Рози. — И она уже смотрела Бланш — пять лет назад. Видимо, ее тогдашняя школа обратилась в органы опеки, и те вмешались. Родители были недовольны. Она особенно это подчеркнула. Очень старалась удостовериться, что мы поймем намек.
Мы назначили визит к врачу на дневное время четверга. Хадсон и Бланш сменили свою школьную форму на неопознаваемую одежду, а я надел для маскировки лыжную шапочку. Мы припарковались за полкилометра от клиники.
Выйдя от врача, Бланш казалась довольной результатом. Чрезвычайно довольной.
— Я не ослепну, — заявила она. — Вообще никогда.
— А если кто-нибудь тебе выколет глаза? — осведомился Хадсон. — Или если ты будешь долго смотреть на солнце…
— Я хочу сказать — от альбинизма не ослепну. Когда ты еще совсем маленький, зрение может на какое-то время улучшиться, а потом чуть ухудшиться — и дальше всегда оставаться таким же.
Гомеопатическое лечение, проведенное Гэри, работало в полном соответствии с тем, что предсказывала наука.
— А врач не может сделать, чтобы ты лучше видела? — спросил Хадсон.
— Не-а. Но я привыкла, что у меня так. — Она улыбнулась — самой широкой улыбкой на свете. — Уж какая есть, такая есть.
В субботу Дейв позвонил мне, чтобы высказать неожиданную просьбу:
— Я так понимаю, у тебя нет пилы?
— Ты понимаешь неверно. Какого типа пила нужна?
— Если я могу выбрать любую — девятидюймовая циркулярка. Но…
— Такая имеется. Закреплена на верстаке, но можно отсоединить.
Оказалось, Дейв желает сделать деревянные кубики для Фульвио.
— Я на «тойоте» Фила. Можем купить материалы и транспортировать пилу.
— Тебе стоило бы захватить Хадсона. Это подходящее занятие для мужиков.
— Тебе стоило бы захватить Зину. Это подходящее занятие для всех человеческих существ.
— Ей не будет интересно. Она вся такая девочка.
Хадсон тоже не выразил интереса: он читал роман.
Мы посетили склад пиломатериалов, и Дейв, знавший меня тринадцать лет, удивился, что я способен давать дельные советы по поводу выбора древесины. Он удивился еще больше, когда мы приехали к нам домой и я провел его в сарай, где находилась пила.
— Елки-палки, Дон. Это лучшая домашняя мастерская из всех, какие я видел. И все в таком порядке.
— Из-за недостаточно активного использования.
Я постепенно накапливал у себя оборудование из нашего семейного магазина хозяйственных товаров, но времени на то, чтобы его применять, было мало.
— У тебя тут, я гляжу, даже токарный станок есть. И чертовски неплохой.
— Эта модель считается оптимальной для домашних работ.
— М-м… а может, я тут и возьмусь за эти кубики? Не возражаешь? Займет часок-другой, не больше.
— Ты разработал проект?
— Просто деревяшки, кубические. Двух разных размеров. Не помешает еще устроить, чтобы их можно было друг к другу крепить.
— Нам нужно дополнительное мнение. Точка зрения представителя молодежи. Я приведу Хадсона.
В тот день Дейв не изготовил никаких кубиков, зато мы втроем существенно продвинулись по пути разработки проекта конструктора для Фульвио (предполагалось, что деревянные детали станут его основой, но ими дело не ограничится). Мы с Хадсоном продолжали обсуждение и за ужином. Позже он спросил, можно ли позвонить Дейву, и они какое-то время беседовали.
На следующий день Дейв снова посетил нас, и мы изготовили прототипы блоков и колышков, которые должны входить в пазы. Я отметил его компетентность в данной сфере.
— В Хадсоновы годы я хотел стать столяром-краснодеревщиком, — сообщил Дейв. — Но папа сказал, что это вымирающая профессия.
Он закончил обрабатывать на станке очередной колышек.
— Хорошая терапия, — отметил он. — Занимает руки.
— Не нравятся мне эти колышки, — произнес Хадсон. — Между кубиками останутся просветы. И маленькому ребенку трудно будет с ними управляться. Ты не можешь сделать что-то вроде бороздки, чтобы кубики не соскальзывали? И их можно будет просто класть друг на друга.
Дейв включил фрезу и прорезал две бороздки в кубике-прототипе.
Хадсон осмотрел результат.
— Надо, чтобы это подходило к кубикам всех размеров, — заметил он. — Сколько сейчас Фульвио?
— Шесть месяцев. Он еще не скоро сумеет что-нибудь затейливое из них построить.
Я завершил написание кода и дал приложение Хадсону — на тестирование.
— Получишь десять долларов, если сумеешь сломать, — сообщил я.
— В смысле — если оно будет делать что-то такое, чего не должно? — уточнил он.
— Или если оно не сможет проделывать что-то такое, что должно.
— Думаешь, я смогу? В смысле — его сломать.
— Нет.
— Тогда ты мог бы пообещать сто долларов. Чтобы я реально постарался его сломать. Тебе ведь это и нужно.
— Двадцать.
