— Как тебе вообще удается зарабатывать?
— У нас есть пара-тройка верных клиентов, которые рады платить большие деньги за высокое качество. Ну что, Хадсон, мне кажется, мы сошлись на этих джинсах, трех рубашках, футболках и черном трикотажном джемпере. И на этом ремне.
Карл повернулся к Хадсону:
— Я так понимаю, тебе хочется получить совет от портняжных дел мастера.
— Еще бы.
Поразительно. Собственно, меня поразило не то, что Хадсону известно значение словосочетания «портняжных дел мастер», а то, что его вообще интересуют чьи-либо советы в данной области.
— Рюкзак надо носить на одной лямке, а не на двух. И ослабь ее.
— Так его будет труднее носить.
— Чем-то приходится жертвовать. Мода — это не всегда про удобство. Если ты хочешь не выделяться на фоне окружающих, выглядеть как все, но без особой крутизны, тогда — длинные штаны, когда их разрешают носить. Волосы — сильно укоротить. Узел галстука немного ослабить. Вероятно, имеет смысл надевать носки.
До этого я не обратил внимания, что Хадсон без носков.
— А если я захочу выглядеть особенно круто?
— Тогда придется поискать свой собственный стиль. В этом случае и отсутствие носков может оказаться к месту. В конечном счете надо просто быть собой, но полезно знать, как тебя будут воспринимать другие.
24
— Дон! — Юджиния обняла меня, а когда я отпрянул, добавила: — Ладно тебе, ты же меня когда-то на плечах катал — и ничего.
Выбирая в качестве места нашей встречи университетский клуб, я руководствовался тем, что его посещают главным образом преподаватели довольно почтенного возраста, а следовательно, на их фоне Юджиния будет выделяться. Стратегия оказалась невостребованной, поскольку Юджиния узнала меня первой — и присоединилась к нам с Хадсоном во внутреннем дворе клуба.
— А ты, видимо, Хадсон. Не напрягайся, я тебя не собираюсь обнимать.
— А вы, видимо, Калькулон.
— Ты не имеешь права называть меня Калькулоном, пока не научишься… ты в каком классе?
— В шестом.
— Пока не научишься решать системы линейных уравнений. До тех пор я для тебя — мисс Бэрроу. — Она засмеялась. — Можешь звать меня Юджинией, если знаешь, сколько будет девятью семь.
— Шестьдесят три.
— Двести сорок три разделить на три?
— Восемьдесят один.
— Чудненько. Шестнадцать тысяч семьсот шестьдесят семь разделить на двести сорок три?
— М-м… Слишком трудно.
— Слишком трудно для тех, кто не задвинут на математике.
Я уже готов был объявить ответ, но Юджиния адресовала мне жест, означающий «стоп».
— Ты бы должен быть первым по математике в своем классе, если так быстро считаешь в уме.
— Там это неважно. От нас требуют, чтобы мы показывали, как пришли к ответу.
— Писал когда-нибудь программы?
— Да нет.
— Хочешь научиться?
— Было бы неплохо.
— Это помогает понять, как делать всякие штуки шаг за шагом. И вообще полезное умение. Ты не против, Дон?
Я кивнул, хотя мне показалось странным, что компьютерному программированию Хадсона станет обучать кто-то другой. Написание приложения для «Библиотеки» являлось в данный момент моим главным видом деятельности.
— А теперь, — обратилась Юджиния к Хадсону, — дай мне минутку, чтобы я поговорила с твоим папой насчет оплаты.
Я оказался прав по поводу преимуществ привлечения Юджинии. Она отследила социальный ритуал, который я совсем упустил.
Хадсон по-прежнему поддерживал социальные взаимодействия с Бланш. Когда он посещал ее дом, совмещенный с магазином, я оставался в последнем и обсуждал научные вопросы с Алланной. Человек инстинктивно доверяет личному опыту больше, чем академическим исследованиям, и позиция Алланны отражала явные (во всяком случае, на ее взгляд) успехи ее мужа в лечении Бланш и других пациентов.
Сама Бланш подвергалась лишь небольшому риску из-за того, что ее родители выступают против вакцинации. Но ее зрение по-прежнему не подвергалось никакому лечению.
— Когда тебе наконец удастся уговорить маму Бланш показать ее глазному? — спросил Хадсон, когда мы ехали домой.
— Вероятно, никогда. Ее родители пришли к единому мнению, и я сомневаюсь, что сумею убедить гомеопата.
— У меня есть план. Мы скажем, что после школы поедем к нам домой, а на самом деле ты нас отвезешь к глазному.
Людям с аутизмом плохо удается обманывать окружающих.
— А с Бланш ты это обсудил?
— Конечно. Мы это вместе придумали.
— Скорее всего, законодательство запрещает водить ребенка к врачу без согласия родителей.
— Мы посмотрели в законах. Если тебя на этом поймают, то, скорее всего, в тюрьму не посадят. И потом, мы же можем просто ее туда подбросить, а войдет она сама, одна.
— С рациональной точки зрения это кажется вполне очевидным вариантом. Но именно очевидные варианты такого рода часто становятся ловушкой в ситуациях, где задействован человеческий фактор. Нам следует обратиться за консультацией к твоей матери.
Рози не стала безоговорочно поддерживать план Хадсона и Бланш — даже после того, как мы заверили ее, что риск с точки зрения нарушения законодательства здесь минимальный (я провел собственные изыскания на сей счет).
— Это я понимаю, — отозвалась она. — Сомневаюсь, чтобы на нас подали иск из-за того, что мы повезли к врачу ребенка с медицинскими проблемами, тем более что она сама попросила и я тоже врач. Но мы пренебрегаем пожеланиями ее родителей. А они их очень четко выразили.
— А как насчет пожеланий Бланш? — осведомился Хадсон. — Она не хочет ослепнуть. Если вы ее не поведете к врачу, поведу я.
— Подожди, не горячись, — призвала его Рози. — Нам было бы очень неприятно, если бы ты сделал что-то такое, перед этим не обсудив…
— Я сейчас как раз и обсуждаю!
— И потом… большинство врачей не запишут на прием одиннадцатилетнего ребенка без участия его родителей. Ей потребуется направление. Мне понадобится его достать. Если мы за это возьмемся.
— Так ты нам поможешь?
— Хадсон…
— Да что в этом такого, если мы позволим глазному ее посмотреть?
Рози взглянула на меня, подняв брови и кивая:
— Дон, что бы ты почувствовал, если бы кто-то отвел Хадсона к врачу без твоего разрешения? К вполне уважаемому врачу, вот только ты не согласен с его методами?
— Психиатрия в меньшей степени основана на твердых фактах, чем физическая медицина.