Сокращение количества комнат
Особенно эмоционально оценивалась жильцами величина своих квартир, что хорошо отражено в художественной литературе. У петербуржцев во второй половине XIX века сформировались достаточно устойчивые для различных социальных групп стереотипы оценок комфортности жилья: количество необходимых комнат и функциональное использование. Любое вынужденное уменьшение воспринималось негативно.
Характерный пример — семейство генерала Иволгина в романе Ф. М. Достоевского «Идиот». Вот как описывает автор использование комнат семьей Иволгиных: их квартира состояла «из залы, обращавшейся, когда надо, в столовую, из гостиной, которая была, впрочем, гостиною только поутру, а вечером обращалась в кабинет Гани и в его спальню, и, наконец, из третьей комнаты, тесной и всегда затворенной: это была спальня Нины Александровны и Варвары Ардалионовны. У кухни находилась четвертая комнатка, потеснее всех прочих, в которой помещался сам отставной генерал Иволгин, отец семейства. В этой же комнатке помещался и тринадцатилетний брат Гаврилы Ардалионовича, гимназист Коля». И далее передано отношение: «Одним словом, все в этой квартире теснилось и жалось».
Комната барышни. Фото начала ХХ в.
В рассказе В. Авсеенко «Дебютантка», опубликованном в 1900 году в сборнике «Петербургские очерки», описан переезд семьи чиновника, получавшего около 3 тыс. в год жалованья, в более маленькую квартиру: «Дамские кабинетики — совершенно новое явление в петербургской жизни. Они порождены квартирным кризисом. Это не комната, а какая-то проходная отгородка, щель, не приспособленная ни к какому употреблению. С одной стороны — за ней гостиная, с другой — столовая. На прежней квартире была гостиная в 3 окна и рядом будуар в 2 окна. Теперь гостиная на половину меньше и подле нее щель с одним окном. Когда стали переставлять мебель в гостиной, третья часть ее не поместилась. Пришлось этот остаток поставить в щель — кабинетик, а будуар продать».
Аналогичная ситуация описывается тем же автором в рассказе «Последний вечер на даче». Чрезвычайно характерный диалог:
«Отец: Сколько пришлось намучиться, вспоминать страшно. Да с ремонтом, опять… Месяц сломя голову по Петербургу бегал. Вот начальник отделения до сих пор без квартиры сидит.
Мать: Из шести комнат да в четыре переезжать.
Отец: И за четыре приходится вот на 100 рублей больше платить. А разместиться очень просто как: гостиная раз, спальня два, комната барышень три, а столовая и мой кабинет вместе будут… Я собой первый жертвую.
Мать: Ну а Павлик где же будет?
Отец: Больше нечего делать, как стелить Павлику на ночь в гостиной. А то и так можно. Я буду спать в кабинете, вы барышень поместите с собой вместе.
Вера: Нет, как это можно. Нам невозможно без особой комнаты. Мы мамаше мешать будем.
Все опять замолчали. Общее уныние перешло в чувство безвыходности.
Мать: Воля твоя, а в гостиной Павлика невозможно поместить. Ведь ему заниматься надо. А как устроимся, так и Верочкины именины.
Отец: Начальник отделения до сих пор без квартиры сидит.
Мать: Не может он без квартиры остаться. Ему казенную отведут.
Отец: Казенную! Ведь можете же вы глупость такую сказать. Даже стыдно делается».
Сдача комнат жильцам
Из-за квартирного кризиса, выразившегося в дефиците жилья и вследствие этого резким удорожанием средних квартир (в 3–5 комнат), чиновничество и разночинная интеллигенция, основные арендаторы таких квартир, вынуждены были снимать большие квартиры (в 6–11 комнат) и для покрытия издержек сдавать лишние комнаты. Эти комнаты снимали те же социальные слои (студенты по рекомендации или чиновники — коллеги отца семейства), что жили раньше в меблированных комнатах, и на тех же условиях: еда за общим (семейным) столом, хозяйская прислуга обслуживала и жильца.
Это новое явление, сдача средним классом комнат в поднаем, получившее широкое распространение, воспринималось крайне болезненно, потому что считалось делом совершенно несовместимым с дворянским достоинством.
Так, Ф. М. Достоевский в романе «Идиот» подчеркивал сложное, негативное отношение семейства Иволгиных к необходимости сдачи части комнат в поднаем: «Ганечкина квартира предназначалась для содержания жильцов со столом и прислугой <…> к величайшей неприятности самого Гани, по настоянию и просьбам Нины Александровны и Варвары Ардалионовны (матери и сестры. — Е. Ю.), пожелавших в свою очередь быть полезными и хоть несколько увеличить доходы семейства. Ганя хмурился и называл содержание жильцов безобразием… По одной стороне коридора находились те три комнаты, которые назначались внаем, для „особенно рекомендованных“ жильцов».
Спустя полвека от событий, упомянутых в романе, вполне благополучная семья полковника (не вымышленная!), где было трое детей (10, 13, 17 лет), нанимавшая 5-комнатную квартиру на ул. Б. Зеленина, 41, у Малой Невки, две комнаты сдавала жильцам. Вот что поведал об этом один из сыновей, ставший впоследствии известным писателем, Т. Коллиандер в своих воспоминаниях «Петербургское детство»: «Во двор выходили еще две комнаты. Но они были сразу сданы в аренду: меньшая — киргизу с узкими глазами, большая, которая потом стала моей, — высокому малороссу. Оба были студентами. В нашем пользовании оставались три комнаты, они были по другую сторону передней и полутемного коридора, который заканчивался мрачной прихожей перед кухней. Наши три комнаты были большими, в них были двухстворчатые двери, блестящие паркеты и по два окна. Комнаты со стороны двора были намного скромнее тех, что выходили на улицу. Печи не изразцовые, а жестяные. Вместо блестящего паркета — изношенный линолеум.
На черной лестнице пахло чадом и щами, она была крутой и узкой и вела во двор. На этой лестнице были лишь простые железные перила и немытые окна, там обитали кошки, подстерегавшие крыс и мышей. Эта лестница была для слуг и жильцов, а мы ходили через парадный подъезд, по широкой стильной лестнице, которую охранял швейцар. У него была украшенная золотой выпушкой фуражка, доброжелательные глаза и большие коричневые усы».
Выросло новое поколение, и сдача комнат жильцам уже воспринимается вполне органично.
В воспоминаниях Д. А. Засосова и В. И. Пызина примерно об этом же времени мы снова встречаем схожих жильцов, но снимавших комнаты у хозяев, стоявших на более низкой ступени социальной лестницы: «Невольно съемщики квартир одного и того же этажа оказывались близки по жизненному укладу. Так, жители мансардного этажа, где было 3 квартиры, были люди средней руки: там жила семья приказчика, семьи военного фельдшера и портного. Всем им было накладно платить 35 рублей в месяц за квартиру, поэтому они сдавали одну из трех комнат студентам Института инженеров путей сообщения, который находился поблизости. Если жил один студент, он платил 16 рублей, если жили двое — 20. На обязанности квартирохозяев лежала уборка комнаты с натиранием пола и кипяток утром и вечером».
