Книга Плохая шутка , страница 70. Автор книги Иван Миронов, Александр Варго

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Плохая шутка »

Cтраница 70

Прошло несколько невыносимых секунд, не более минуты, и огонь стал затухать. Кашель поутих, а еще минуту спустя прекратился вовсе, словно его и не было. И только горящее лицо, саднящие внутренности да кровь на платке намекали, что благословенное бесчувствие – всего лишь отсрочка неизбежного.

С трудом перемещая ослабевшие ноги, Виктор подошел к краю платформы.

«Интересно, а что, если сейчас броситься под поезд, до того, как этот Анку отдаст мне письмецо? Испорчу я ему статистику?»

Подъехал поезд, и Виктор, отвлеченно играясь этой мыслью, зашел в вагон.


Мурка встретила его тихим, как будто подскуливающим, мяуканьем. Старая кошка принялась тереться о ноги хозяина.

– Ну что, Мурка, ждешь? – спросил Виктор.

Кошка, словно соглашаясь, издала звук, похожий в одно и то же время и на мурлыканье и на скрип несмазанных петель.

В квартире стоял запах, который раньше Виктор почти никогда не замечал. Смесь мочи, витаминов и чего-то приторно сладкого. Запах старости и одиночества. Быть может, он долго отсутствовал сегодня и уже забыл, как пахнет его «однушка». А может, сегодняшний день, стоящий того, чтобы его прожить, обострил ощущение безысходности и пустоты. Всего каких-то пару часов назад он сидел с людьми, с которыми его что-то объединяло, даже если это что-то – смерть. Он говорил и не был единственным слушателем своих же слов. Он слушал голоса, и это был не только его собственный голос.

Внезапно Виктору стало страшно. Ему не стоило приходить сюда. Здесь он никому не нужный, напрасно занимающий место мешок с костями. Незаметное пятно, которое можно стереть, а можно и оставить – никакой разницы. Этот безотчетный страх оказался чем-то новым. Когда один день не отличался от другого, чувства притуплялись, и медленное умирание проходило практически незаметно. Просто каждый день он становился чуть ближе к смерти. На один маленький и совершенно незаметный шажок. Никакого трагизма и откровений.

В гостиной до сих пор висела привязанная к люстре веревка, которую он так и не удосужился снять. Петля словно говорила ему: «Если что, я здесь. Можешь прийти ко мне в любой момент, и мы решим твою маленькую проблемку. Не бывает нерешаемых вопросов».

– Да иди ты в задницу, – испуганно произнес Виктор, не понимая, к кому обращается: то ли к веревке, то ли к смерти.

Он достал из холодильника маленький брикет творога, хотел разделить его на две части, но потом просто вывалил весь творог из пакета Мурке в миску.

– Приятного аппетита, – проговорил он.

Странно, но с момента приступа в метро кашель его не донимал. Маленькая конфетка в куче фекалий, как говорила его Катюша. Излишне вежливо, но очень метко. Виктор вспомнил, что тогда, на кладбище в день похорон, сидя на траве под жарким июльским полуденным солнцепеком и глядя на своих мертвых жену и сына, он крутил в голове, словно граммофон заезженную пластинку, одну и ту же мысль: «В этом дерьме нет конфет». Он не хотел об этом думать, но мозг, контуженный шоком, не слушался. Потому что в этом дерьме действительно не было ничего сладкого. Ни единой конфеты.

Виктор резко остановился и уставился в пустоту. Кладбище! Как же он мог забыть! Вот же старый маразматик! Белобрысый ублюдок, который показался ему знакомым во сне, был там в тот день. Виктор, тогда еще на одиннадцать лет моложе, только-только осознавший, что в его куче сладостей все конфеты закончились, сидел на траве. Вокруг бегали люди, раздавались возгласы и плач, а он сидел и думал о дерьме. Метрах в двадцати от того места, где сидел Погодин, расположился высокий, худощавый человек с длинными белокурыми волосами, одетый в черный костюм. Он единственный не суетился: просто стоял и наблюдал за драмой, разыгравшейся перед ним. Виктор не мог разглядеть лица незнакомца с такого расстояния, но цвет волос этого человека и его чужеродность бросались в глаза. Погодин отвернулся, посмотрел на то место, где возле гроба его жены лежало тело его сына, а через минуту человека с белыми волосами уже не было.

Долгие годы этот эпизод не всплывал в памяти. Теперь же картинка в голове казалась отчетливой, словно все произошло пять минут назад. Возможно, воспоминания были ложными, просто фантазией, навеянной рассказом букиниста, но Виктор так не думал. Нет. Одиннадцать лет назад он совершенно точно видел человека, убившего его сына.

«Бретонцы верят, что перед смертью к ним приходит Анку, дабы предупредить их о скорой кончине», – вспомнил Виктор слова Алексея Петровича. И тут же в памяти всплыли и его собственные: «Мы еще с тобой не получали писем от этого белобрысого говнюка».

– Вот так штука, – проговорил Виктор. Никто и не собирался передавать ему письмо. «Белобрысый говнюк» его уже уведомил. Причем уведомил одиннадцать лет назад. Без письма и прочих ритуалов, но уведомил.

Это открытие не вызвало в нем никаких особых чувств. Он и до этого момента понимал, что все это время, с момента смерти своих родных, он просто-напросто медленно умирал. День за днем, год за годом. Он вспомнил еще кое-что из сказанного Алексеем Петровичем и горько рассмеялся.

– Смотри-ка. Оказывается, я на хорошем счету у Бога. Он дал мне одиннадцать лет на улаживание своих дел, – прохрипел он, обращаясь к петле, свисавшей с потолка.

«И судя по всему, я все уладил», – уже мысленно добавил он.

Страх ушел. Петля уже не пугала его. Ему казалось, что он не умрет, а, наоборот, только начнет жить. Но не в этой опостылевшей «однушке», а где-то еще. Неизвестно, будет ли там лучше, но точно будет по-другому. Место страха заняло спокойствие, скорее похожее на умиротворение, чем на апатию, преследовавшую его одиннадцать лет. Спокойствие. Он не хотел сейчас никого ненавидеть, ни на кого злиться. Непривычное, но приятное чувство. Такое, словно бы он вдруг переместился в годы своей молодости, когда рядом была его Катя, а впереди – спокойная и счастливая жизнь.

Он уселся в старое промятое кресло, купленное лет сорок назад, – в тот год, когда они получили эту квартиру. Катя несколько раз заводила разговор о том, что нужно поменять старую мебель, но как бы невзначай, не всерьез. Она тяжело расставалась со старыми вещами. Как и Виктор, который за прошедшие в одиночестве одиннадцать лет ничего не поменял в своей квартире. Очень часто он, сидя в тишине, в этом самом кресле, вспоминал приятные моменты своей жизни и понимал, как много он потерял со смертью Катюши. Сейчас же воспоминания не омрачались чувством потери. Он сидел умиротворенный, спокойный. В памяти всплывали разные эпизоды его жизни с Катей, словно цветные и черно-белые фотографии, разбросанные по полу. Вот они с Катей в Анапе в своей первой поездке на юг; вот осенний парк, по которому они частенько прогуливались: тишину нарушает лишь тихий хруст сухих листьев под ногами; вот лицо Кати, выглядывающее из окна третьего этажа роддома; вот зимние вечера дома всей семьей. Вот счастье, которое у него было.

– Катюша!

Виктор остановился, прислушиваясь к отзвуку своего собственного голоса. Затем закрыл глаза и продолжил тихо и медленно. Он хотел сейчас говорить вслух. Почувствовать вкус слов на языке.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация