Мухаммед не просто смог распространить свои монотеистические верования на весь Аравийский полуостров. До появления ислама влияние иудаизма и христианства было ограниченным. Многие ученые утверждали, что уникальное историческое наследие Мухаммеда представляло собой синтез монотеистических религиозных убеждений и аравийской политики в отношении племен{2}. Концепция полной преданности всемогущему и единому Богу, а не племени или семье явилась важнейшим фактором социального и политического развития Аравии. По словам одного ученого, даже после смерти Мухаммеда «племенные, региональные и этнические обязательства подчинились, как минимум теоретически, более высоким требованиям небесного универсального закона»{3}.
У Мухаммеда не осталось в живых ни одного сына, а лишь четыре дочери. Он не дал четких указаний о том, кто станет его преемником, и это угрожало кризисом{4}. Первые сторонники Мухаммеда, обращенные в его веру, могли выбрать преемника своего пророка согласно многолетним бедуинским традициям. По словам Бернарда Льюиса, знаменитого западного исследователя раннего ислама, «концепция законной преемственности в то время была для арабов чуждой, и вполне возможно, что даже если бы у Мухаммеда остался сын, последовательность событий была бы той же самой». Согласно арабской традиции, «существовал лишь один способ, которым можно было руководствоваться, — избрание нового главы племени». Ближайшие и самые ранние сторонники Мухаммеда — Абу Бакр, Умар и Абу Убайда — выбрали нового лидера. Абу Бакр стал халифа (халифом). Это слово правильнее всего переводить как «заместитель», поскольку Абу Бакр возглавлял умму как наместник Мухаммеда, а не заменял его{5}. Когда Абу Бакр умер, совет назначил следующим халифом Умара, и это продолжались до тех пор, пока не разгорелись споры по вопросу о преемнике четвертого халифа. Зять Мухаммеда, Али, был избран четвертым халифом, однако вскоре после этого его убили. Одна часть уммы хотела, чтобы место халифа занял Муавия, представитель известной семьи из Дамаска, а другая — чтобы халифом стал один из сыновей Али. Это политическое и религиозное противоречие в конечном счете разделило умму на две группы — и так началось противостояние между суннитами и шиитами.
Прошло 1300 лет, и еще одна влиятельная аравийская семья столкнулась со смертью своего лидера и основателя. И вновь ей пришлось положиться на традиции племенного, бедуинского общества, чтобы обеспечить безопасность дальнейшего правления и будущее процветание.
* * *
К 1960 году Саудовская Аравия уже почти справилась с финансовыми проблемами, возникшими после смерти Абдель-Азиза. По мнению посла Харта, Фейсал «уменьшил долю, которую забирала королевская семья из нефтяных доходов, с 60 % до примерно 14 %». Фейсал имел полный контроль над финансами страны. Харт говорил, что хотя наследный принц и назначил министров, «которым полностью доверял», он все равно тщательно следил за расходами ведомств.
«Как-то раз он показал мне лист бумаги, — вспоминал Харт, — который он хранил в кармане своего тоба. На листке были записаны данные о суммах, имевшихся в распоряжении каждого министра. При любой встрече с ними (а такие встречи происходили достаточно часто), он мог спросить: „Что вы сделали с этими деньгами? Мне нужен отчет о вашей части бюджета“»{6}.
Аскетизм Фейсала уравновешивал излишества Сауда, однако второй сын Абдель-Азиза не мог идеально распорядиться наследием своего отца. Для того чтобы сбалансировать бюджет, Фейсал взял под свой контроль личные расходы королевской семьи и остановил почти все работы в области инфраструктуры, получавшие финансирование от правительства. Через два года после начала реформ значительное снижение правительственных расходов привело к рецессии. Фейсал настоял на том, чтобы экономить деньги, а не финансировать экономическое развитие, и это начало вызывать беспокойство у некоторых других братьев, включая Таляля.
После двух лет необходимой экономии саудовская экономика нуждалась в притоке денег и, возможно, даже в некотором дефиците бюджета. Таляль видел, что ситуация создает отличные возможности для экономического и политического развития страны. Он надеялся, что семья аль-Сауд сможет принять политику, направленную на ускорение экономического роста Саудовской Аравии, и верил, что для правительства крайне важно добавить в политическую систему некоторые элементы демократии. Таляль принадлежал к тому же поколению, что и Сауд и Фейсал, однако он родился в совсем иное время. Хотя точные даты рождения принцев не всегда известны, принято считать, что в 1960 году Талялю исполнилось всего 29 лет, в то время как Сауду — 58, а Фейсалу — 56. Таляль работал с несколькими своими братьями того же возраста: 35-летним Абделем Мухсином, 26-летним Фаввадом, 28-летним Бадром и своим родным братом Наввафом, которому также было 28 лет. Эти «либеральные принцы» разработали план, предполагавший создание выборного законодательного собрания, ограничение монархии и появление некоего подобия конституции{7}. Таляль верил, что ему удастся убедить Сауда одобрить эти либеральные реформы. И поэтому он поддержал короля, когда тот решил вернуть себе полномочия в декабре 1960-го{8}.
Согласно данным Госдепартамента, американцы не предполагали, что Сауд именно тогда потребует возвратить ему власть, однако сам этот шаг «был вполне ожидаем, поскольку короля возмущала передача власти принцу Фейсалу, на которую он вынужденно пошел двумя годами ранее. Сауд ждал возможности вновь получить все королевские полномочия»{9}. До этого Сауд дважды пытался утвердить свое главенство, отвергая те или иные решения Фейсала, и «в каждом из случаев Фейсал отвечал прошением об отставке, но она не принималась»{10}. Наконец, в декабре Фейсал представил бюджет 1961 года на одобрение Сауду, и тот отказался его подписывать. По воспоминаниям посла Харта, «когда Фейсал услышал, что бюджет не принят сводным братом, он встал и покинул собрание, после чего отказался от поста премьер-министра»{11}. Сауд принял его отставку. Государственный департамент США в Вашингтоне шутливо написал по этому поводу: «Мораль: не проси об отставке до тех пор, пока действительно не захочешь уйти»{12}.
Впрочем, Фейсал считал, что править государством, зная, что в любой момент можешь столкнуться с прихотями брата и его нежеланием исполнять бюджет, значит вообще ничем не управлять. По всей видимости, именно об этом он пытался сказать каждый раз, когда подавал прошение об отставке, однако раньше Сауд не мог заставить себя уволить Фейсала. Похоже, король понимал, что не сможет или не захочет заниматься тем, о чем так заботился Фейсал. Фейсал не был подвергнут гонениям и продолжал исполнять обязанности министра иностранных дел, однако отказался от любой другой работы в правительстве. Принц «уехал, взяв с собой нескольких членов семьи, и разбил лагерь в пустыне», что, как отмечал Харт, «часто делал и его отец». Он отказывался встречаться с кем-либо из окружения своего брата, несмотря на то «что многие посланцы и друзья пытались уговорить его вернуться». На это Фейсал всегда отвечал, что не вернется до тех пор, пока Сауд полностью не изменит свое отношение к нему. «Он понял», отмечал посол Харт, что Сауд этого не сделает, «и поэтому сказал, что больше не будет иметь с королем дело и не хочет работать премьер-министром, не имея полномочий»{13}.
