– Ну конечно, ты слышала. Безусловно.
По ее щекам катились слезы, лицо все еще было пепельно-серым, но Кэрол как будто чуть-чуть успокоилась. Тед задрал ее блузку до подмышки и оглядел синяк. «Он не хуже меня знает, чем ее ударили», – подумал Бобби.
– Сколько их было, Кэрол?
«Трое», – подумал Бобби.
– Т-трое.
– Трое мальчишек?
Она кивнула.
– Трое мальчишек против одной маленькой девочки. Значит, они тебя боялись. Они, наверное, думали, что ты львица. Ты львица, Кэрол?
– Если бы! – сказала Кэрол и попыталась улыбнуться. – Если бы я могла рыкнуть и прогнать их! Они меня п-покалечили.
– Я знаю. Знаю. – Его ладонь скользнула вниз к синяку и закрыла сизый отпечаток биты на ее ребрах. – Вдохни.
Синяк вспучился под ладонью Теда. Сквозь его желтые от никотина пальцы Бобби видел полоски лилового пятна.
– Так больно?
Она мотнула головой.
– А дышать?
– Тоже нет.
– И когда твои ребра прижимаются к моей руке, тоже не больно?
– Нет. Только саднит. А больно… – она взглянула на свое жуткое двугорбое плечо и тут же отвела глаза.
– Я знаю. Бедненькая Кэрол. Бедняжка. Мы до этого еще дойдем. Где они тебя еще били? Ты сказала по животу?
– Да.
Тед задрал ее блузку спереди. Еще синяк. Но выглядел он побледнее и не таким жутким. Тед осторожно прикоснулся к нему кончиками пальцев – сначала над пупком, потом под ним. Она сказала, что не чувствует там такой же боли, как в плече, что живот у нее только саднит, как ребра.
– По спине они тебя не били?
– Н-нет.
– По голове? По шее?
– Н-нет. Только по боку и по животу, а потом по плечу, а оно хрупнуло, а они услышали и убежали. А я думала, что Уилли Ширмен – хороший.
Она горестно взглянула на Теда.
– Поверни головку, Кэрол… отлично… теперь в другую сторону. Поворачивать не больно?
– Нет.
– И ты уверена, что они ни разу не ударили тебя по голове?
– Нет. То есть да, уверена.
– Ты счастливица.
Бобби не мог понять, какого черта Тед назвал Кэрол счастливицей. Ее левая рука, казалось ему, была не просто сломана, а наполовину вырвана из плеча. Ему внезапно вспомнилась жареная воскресная курица и как щелкает дужка, когда ее вытаскиваешь. Что-то закрутилось у него в желудке. На секунду ему показалось, что сейчас его вывернет – и завтрак, и черствый хлеб, которым он поделился с утками.
«Нет! – сказал он себе. – Сейчас не смей! Теду и без тебя хватает проблем».
– Бобби? – Голос Теда был ясным и четким. Словно проблем у него было меньше, чем их решений. И каким же это явилось облегчением! – С тобой все в порядке?
– Угу. – И ведь он сказал правду: желудок у него усмирился.
– Отлично. Ты поступил правильно, что привел ее сюда. Ты способен еще поступать правильно?
– Угу.
– Мне нужны ножницы. Ты не найдешь их?
Бобби пошел в спальню матери, выдвинул верхний ящик комода и достал ее плетеную рабочую корзинку. Внутри лежали ножницы средних размеров. Он побежал назад и показал их Теду.
– Такие годятся?
– Отлично, – сказал Тед и добавил, обращаясь к Кэрол: – Я разрежу твою блузку, Кэрол. Мне очень жаль, ноя должен сейчас же осмотреть твое плечо, а я не хочу сделать тебе снова больно.
– Ничего, – сказала она и снова попыталась улыбнуться. Бобби даже страшно стало от ее храбрости. Да если бы у него плечо стало таким двугорбым, он наверняка блеял бы, будто овца, напоровшаяся на колючую проволоку.
– Домой ты сможешь вернуться в рубашке Бобби. Верно, Бобби?
– Само собой. Пара-другая вошек мне тьфу.
– Обхохочешься, – сказала Кэрол.
Тед осторожно разрезал блузку на спине, а потом спереди, а потом снял обе половинки, будто скорлупу с вареного яйца. С левым боком он был особенно осторожен, но Кэрол хрипло вскрикнула, когда пальцы Теда задели ее плечо. Бобби подскочил, и сердце у него, совсем было успокоившееся, снова заколотилось.
– Извини, – пробормотал Тед. – Ого. Поглядите-ка!
Плечо Кэрол выглядело уродливо, но не так ужасно, как боялся Бобби – наверное, так почти всегда бывает, когда поглядишь прямо на то, чего боялся. Второе плечо было выше нормального, и кожа на нем была до того натянута, что Бобби не понял, как она вообще не лопнула. И цвет у него был какой-то странно сиреневый.
– Очень плохо? – спросила Кэрол. Она глядела в другую сторону – на стену. Ее лицо выглядело изнуренным, изголодавшимся, как у детей-беженцев. Бобби подумал, что после первого беглого взгляда она ни разу не посмотрела на это плечо. – Я буду в гипсе все лето?
– Не думаю, что тебе вообще понадобится гипс.
Кэрол поглядела на Теда с недоумением.
– Оно не сломано, деточка, а только вывихнуто. Кто-то ударил тебя по плечу…
– Гарри Дулин…
– …так сильно, что выбил головку верхней кости твоей левой руки из ее ямки. Я думаю, что сумею вернуть ее на место. А ты выдержишь минуту-другую очень сильной боли, зная, что потом все, наверное, будет хорошо?
– Да, – сказала она, не задумываясь. – Вправьте его, мистер Бротиген. Пожалуйста.
Бобби поглядел на него с сомнением.
– А вы правда сумеете?
– Да. Дай-ка мне твой пояс.
– Что-о?
– Твой пояс. Дай его мне.
Бобби вытащил пояс – совсем еще новый, подаренный ему на Рождество – из петель и протянул Теду, который взял его, не отводя глаз от Кэрол.
– Как твоя фамилия, деточка?
– Гербер. Они называли меня Гербер-Беби. Но я же не беби.
– Ну конечно. И вот сейчас ты это докажешь. – Он встал, усадил ее в кресло, а потом опустился рядом на колени, словно
типчик в старом фильме, предлагающий свою руку и сердце. Он дважды сложил пояс Бобби пополам и начал совать Кэрол в здоровую руку, пока она наконец не отпустила локоть, а тогда сомкнул ее пальцы на изгибах. – Отлично. А теперь сунь его в рот.
– Сунуть пояс Бобби в рот?
Тед ни на секунду не отводил от нее взгляда, а теперь начал поглаживать ей целую руку от локтя до запястья. Его пальцы скользили вниз от локтя… замирали… и возвращались вверх к локтю… потом снова двигались к запястью. «Будто он ее гипнотизирует», – подумал Бобби. И – да, Тед ее гипнотизировал. Зрачки у него опять жутко расширялись и сжимались… расширялись и сжимались. В одном ритме с движениями его пальцев. Кэрол, приоткрыв губы, уставилась на его лицо.
