И вот спустя лет десять Дора разговаривала с подросшим и вполне «доразвитым» сыном о своих материнских преступлениях.
– Мне, знаешь, до сих пор стыдно за некоторые вещи. Ну, когда я на тебя кричала… или не обращала внимания, ну после папы…
– Да ерунда всё, мам. Нам обоим было тяжело, но мы же справились. А вот что ты меня чуть не уморила в шесть лет…
– Я? Я как лучше хотела! И потом, котлетки ты всё же ел.
– Котлетки, мама, я выбрасывал в окно. Оторвал угол комариной сетки и потихоньку туда проталкивал каждый раз. Бродячие кошки меня боготворили, но это были самые голодные две недели в моей жизни.
– Милый, ну что ж ты не сказал мне…
– А ты бы услышала?
Конечно, нет. Дора тогда слушала только свою панику и вину – ааааа, как бы ещё доказать себе, что я не очень плохая мать.
– Но и это не всё. – Гарри безжалостно держал паузу. – Самое ужасное, перевернувшее мой мир… То, что я так и не смог себе объяснить… Какая-то дикарская выходка…
Дора обречённо молчала. Он что, видел, как они с Элроем занимались сексом?
– Ты вылила мне на голову кетчуп!
– Чегооо?
– Да, разнообразием реакций ты не отличаешься. Того! Я, маленький и наивный, сидел и ждал макарон…
Дора больше не могла сдерживаться и безудержно расхохоталась.
– Нет, ты объясни, объясни, что это было!
– Это как раз перед котлетками случилось, я уже тогда начала слегка сходить с ума из-за твоей еды, а уж потом Фрэнни мне вдобавок хвост накрутила. Тоже пойми меня, на завтрак, обед и ужин я отваривала макароны, потом раскаляла на огне сковороду, лила масло, добавляла кетчуп и жарила их. Изо дня в день!
– Какая страшная история!
– Представь себе. И вот беру я этот чёртов «Хайнц», а ты рядом за столом сидишь, такой хорошенький и терпеливый зайчик… И я вдруг отрешённо переворачиваю бутылку и выжимаю пару капель тебе на макушку…
– Да, забыть невозможно.
– Это стресс! – И они дружно рассмеялись.
Дора помнила каждое мгновение того утра: они дурачились, болтали, один из них начинал фразу, а второй подхватывал или просто хихикал, потому что угадывал шутку. Солнце заглядывало в окно, расчерчивая пол на тёплые золотые прямоугольники, впереди их ждали долгий летний день и долгая жизнь.
Потом, когда Гарри исчез, рассудок похоронил это воспоминание под грузом вины. И только теперь, успокоившись и приблизившись к концу своего путешествия, Дора обнаружила, что годами жила с какой-то более отчаянной версией их отношений, спрятав светлые моменты и вытаскивая на поверхность боль. Но это стало невыносимо, и ей пришлось позабыть вообще всё. А теперь к ней вернулась вся её память.
9
Освоившись, Дора понемногу начала разговаривать с Томом. Она понимала, что раньше или позже ей придётся или уйти, или лечь с ним в постель. Нет, он не торопил да и ничем не намекал, кроме взглядов, которые она ловила на себе, но это было бы вежливо с её стороны, да? Том спокойно ждал, река приносила ему рыбу, теперь принесла женщину, и он наблюдал, ожидая её решения. Этот дом и вся их жизнь выглядели как воплощённая мечта о безопасности и покое. И сам он был хорошим и сильным человеком, а главное, взрослым, не таким, как её любимые мальчики. То есть обращаться с ним она совершенно не умела.
Правда, её ждал Гарри, Дора знала, что конец пути уже близок, и потому колебалась. Она не боялась встречи и очень стремилась к нему, но… Что, если он её не ждал? Все эти месяцы её вела полубезумная уверенность, что Гарри жив. Теперь рассудок прояснился, но как только она доходила в своих размышлениях до этого момента – а что, если?.. – нападала паника и Дора отступала. Нет, Гарри жив, она пойдёт к нему вот-вот. Только ещё не сегодня.
В её жизни наступили прекрасные тихие дни, она ходила на реку, сидела на дощатой пристани и смотрела на медленную воду, гуляла среди сосен и дружила с козами. Похоже, она долго провалялась в беспамятстве на дне лодки, течение отнесло её далеко на юг, воздух здесь оставался тёплым, и зима, которая уже должна бы наступить, не принесла заморозков и снега.
Дора целыми днями что-то шила, штопала, готовила еду и мыла всё, что попадалось под руку. Дом Тома и без того не был запущенным, но её стараниями засиял. Ей хотелось как-то украсить его жизнь, и всё у неё получалось хорошо, разве что здоровье немного барахлило. Кажется, питаясь чем попало, Дора слегка поломала желудок, и теперь её часто тошнило. Организм, безропотно принимавший корм-пакеты, мороженые овощи и любую подножную растительность, теперь протестовал против куриных яиц, молока и супов. Дора искренне надеялась, что это не язва и не рак. Было бы глупо умереть в мучениях на пороге новой жизни.
Дора иногда рассказывала Тому о своём путешествии, в общих чертах, не вдаваясь в подробности. Как-то завела разговор о Гарри и, стараясь не впадать в сентиментальность, попыталась объяснить:
– У меня так много осталось любви к сыну, целая гора. И к нынешнему, и к маленькому, из тех времён, когда я была дура. И никак эту любовь не истратить, потому что это только ему, тогдашнему, принадлежит, ему не додала, и даже новый ребёнок не спасёт и вины не снимет. – Дора помолчала и с некоторым удивлением, потому что никогда об этом не думала, добавила: – Но я бы всё равно хотела малыша. Очень. Жаль, детей у меня больше не будет. Но Гарри…
И тут она запнулась, потому что совершенно неожиданно на словах «детей у меня больше не будет» из глаз у неё ручьём потекли слёзы. Прямо как у клоуна в цирке, длинными струями. Дора удивилась, кажется, больше, чем Том. Он в тот момент не смотрел на неё, она успела отвернуться и постаралась взять себя в руки. Вот уж не предполагала, что там у неё болит, и сильно.
Дора рассказала ему, куда направляется, и попросила как-нибудь помочь сориентироваться – не сию минуту, но при случае объяснить, где они находятся относительно побережья. У неё самой сохранилась истрёпанная допотопная карта, но к нынешнему рельефу она имела отдалённое отношение.
Через несколько дней с утра Том засобирался куда-то. Дора привычно подошла к окну, надеясь, что он отметит точку на горизонте, но Том показал ей два пальца.
– Ты уходишь на пару дней? – догадалась Дора, и он кивнул. – Ладно, буду ждать.
Она слегка огорчилась, ей нравилось его молчаливое присутствие, забота и сдержанная нежность во взгляде. Дора медлила с сексом только потому, что понимала, мимолётная связь с таким человеком невозможна, всё будет всерьёз и надолго, а у неё Гарри.
Напоследок Том положил на стол листок, в котором Дора узнала карту. Он рисовал что-то в последний вечер, но Дора старалась не лезть к нему под руку – другой бумаги у них не было, и она не хотела, чтобы он испортил работу из-за неё. Том не стал ждать, пока Дора рассмотрит рисунок, осторожно обнял её и вышел из дома.
