– Где парень танцевал с фиолетовым медведем?
– Точно! И ногти накрашу. А моим родителям плевать было на танцы, как тот же Ла Шапель говорил: «Им не нравится собственное тело, потому что тела у них нет. Физическая ипостась их не интересует. Они не пьют, не курят, едят гамбургеры, не употребляют наркотики, не танцуют и не трахаются». Про это я ещё ничего не знал, но уже понимал, что сам из другого теста. – Джоки помолчал. – Иногда удирал подальше и смотрел, как сияет на солнце лак этот дурацкий, как в голубом стеклянном шарике весь мир делается голубой, а в зелёном – зелёный. Я думал, у меня глаза, как эти шарики, видят всё иначе. А потом шёл домой и убирал всё обратно в…
– В зайца? У тебя был плюшевый заяц на молнии?
– А у тебя тоже? Не, у меня панда была. Убирал и думал, что время наступит и я смогу не прятать.
– Так и вышло, Джоки, так и вышло.
– Да, только всё остальное сгинуло, всё остальное я потерял ради этого.
Утром она нежно расцеловала Анабель и Лючию, уронила слезу на запудренную щёку Джоки и всё-таки ушла.
На прощание Лючия подарила ей платье, а Джоки самодельный крем для рук. Анабель сделала иной подарок. Подошла, заглянула в глаза, и Дора увидела, как на нежном гладком лице проступают нерешительность, страх и слабость. «Хорошенькое, в общем, лицо, – отстранённо подумала Дора, – только трусливое. Я ведь всегда боялась, но не событий и даже не людей, а переживаний. Казалось, если не принимать всё к сердцу, беды пройдут надо мной, как проходят штормы над старинной мраморной статуей, лежащей на дне моря. И любить меня больше будут такую, прохладную и спокойную. А если допустить чувства до сердца, они разорвут меня на куски, изуродуют и сделают никому не нужной. Поэтому чувствовать не нужно, помнить нельзя, от эмоций лучше сбежать».
Но Анабель-Дора не оставила её на дне, она будто обняла и повлекла куда-то, где солнце, где жизнь, где захлёстывает то любовь, то страдание, то счастье, то брызги тёплой солёной воды. И Дора почувствовала, что не только не умирает, но и живёт сильнее, чем когда-либо.
После этого девочки уехали, а Дора пошла дальше, на юг. По дороге она тихо улыбалась, представляя, как Джоки сегодня соберётся спать и найдёт у себя на подушке два стеклянных шарика – голубой и зеленый.
8
В тот день Доре несказанно повезло, причём дважды. С утра она встретила ручей и набрала воды, а когда солнце уже аккуратно опускалось к горизонту, как будто не совсем уверенно нащупывая точку, где ему хотелось бы сесть, Дора приметила в чистом поле небольшое тёмное строение. Она прибавила шагу – если получится, её ждёт ночевка под крышей.
Сарай на сваях был пуст и даже относительно чист – никто не нагадил и не сдох внутри, для путника это редкий и приятный сюрприз. Конечно, пыли и мусора хватало, но Дора успела, пока светло, наломать сухих кустов полыни и подмести пол. Обустраивая временное пристанище, она поняла, что соскучилась по чувству дома, безопасности и хоть какому-то подобию уюта. И сейчас, когда ветхие стены укрыли её от бесконечных просторов, стало удивительно спокойно. В рюкзаке лежала бесценная вещь, сбережённая на крайний случай, – толстенькая долгоживущая свеча. Дора ещё ни разу не зажигала её, это не имело смысла во время ночёвок на открытом воздухе возле костра. Но ей нравилось представлять, как она придёт к дому деда ближе к вечеру, найдёт ключ под большой гипсовой вазой на крыльце, там, где кусок основания отбит и вставлен на место, отопрёт дверь. И первым делом зажжёт свечу на окне кабинета, чтобы Гарри, когда вернётся, сразу увидел, что она пришла. Но сегодня решила, что перед сном у неё тоже будет гореть маленький трепещущий огонёк. Хотя костёр снаружи всё равно придётся развести, чтобы поесть и помыться.
И конечно, на его свет явились гости. «Проклятие! Неужели я влипла?» – подумала Дора, когда из сумерек возникли силуэты двух мужчин. К счастью, она уже закончила с мытьём и оделась, а то бы встретила их голой. Дора чуть переменила позу и «марк ли» удобно лёг в ладонь – шансов у неё ноль, но уверенности слегка прибавилось.
– Мадам, не убивайте нас, пожалуйста! Если хотите, мы уйдём, но неужели вы не сжалитесь над бедными бродягами? – Парень явно начитался в детстве какой-то ерунды и пытался разговаривать тоном странствующего рыцаря. Получалось плохо, но действовало успокаивающе – дурачки обычно не нападают.
– Не обращайте внимания, он нормальный, – вступил второй. – Я Колин, он Люка, почти как в «Звёздных войнах», но нет.
– Да, шутку «Люка, я твоя мать» можно пропустить.
Дора не выдержала и рассмеялась, потому что уже открыла рот для этой фразы.
– Спасибо, Люка. Шутки первого порядка приличные люди не произносят, но в дороге быстро дичаешь. Я Дора – почти как Доротея, Долорес, Исидора и Феодора, но нет, родители у меня люди без воображения.
– Может, оно и к лучшему, рад знакомству. На всякий случай, сразу давайте заключать сарайное перемирие.
– Это как водяное, только в сарае?
– Ну да, не бросаемся друг на друга и всё такое, – подхватил Колин. – Так-то вы женщина опасная, сразу видно, и мы не промах, но сегодня хотелось бы переночевать без приключений.
«Чёртовы пикаперы всё рассчитали, – поняла Дора. – Когда кто-то с порога проговаривает твои страхи, они отступают. Иногда совершенно напрасно, но выбора всё равно нет, а не бояться лучше, чем бояться».
Вообще-то внешность Люка могла напугать – тяжёлые надбровные дуги над небольшими серыми глазами, многократно перебитый нос с набалдашником на конце и прямоугольный раздвоенный подбородок делали его похожим на киношного злодея. Но грубо остриженные соломенные пряди смягчали образ и придавали ему вид деревенского дурачка. Русоволосый Колин с мягкими кудрями и коровьими глазами, наоборот, должен бы успокаивать, но Дора знала, что вкрадчивые ангелочки зачастую оказываются бо́льшими извращенцами, чем кабаны вроде Люка. Но в целом это были относительно чистенькие парни, не старше тридцати и не опаснее, чем обычные бродяги – то есть как карта ляжет.
– И мы не братья, – довершил её наблюдения Колин. – Просто друзья, хотя очень любим друг друга. Так что не надейтесь даже, женщина!
«Интересно, откуда развелось столько геев?» – удивилась Дора, но заметно расслабилась, а вслух сказала:
– Зря помылась, стало быть.
И больше они к этой теме не возвращались.
Дора давно так не смеялась, даже путешествуя с девочками в розовом автобусе. Там в воздухе витала некоторая нервозность, да и все прочие, с кем доводилось встречаться в дороге, вплоть до простецкого байкера Тони, склонялись к задушевным разговорам. И сейчас она с некоторой тоской ожидала рассказов о травмах и потерях, но вместо этого они травили анекдоты, вспоминали старые фильмы, глупо шутили, хохотали и даже немного потанцевали – им хватало ритма, который Колин и Люка по очереди отбивали на маленьком глиняном барабане. Спать отправились поздно, страшно усталые. В сарае при свете свечи парни приготовили постель и положили Дору посередине, она задула огонёк в изголовье, блаженно вытянулась между двух горячих тел и мгновенно вырубилась.
